Свет ночи - Дмитрий Яковлевич Стахов
— Подождете? — спрашиваю я.
— Ожидание в ночное время — сто двадцать за полчаса, — отвечает он. — Я бы подождал, но по военной волне объявили общую готовность, впервые такое слышу… Нет, не буду ждать! Вызовете через диспетчера, я за вами приеду.
Ему не терпится от меня избавиться. Я выхожу из машины, он резко берет с места, мой крик — «Деньги! Стой! Эй!» — разносится по площадке перед кладбищенскими воротами…
…Фонарь освещает центральную аллею, заставляя боковые быть еще темнее. Я сворачиваю во вторую, и свет ночи проникает в ноздри, липнет к рукам, словно плывешь в ином, теплом, обволакивающем пространстве, на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Я чувствую, что справа плотная стена могильных оград, среди них вдруг высвечивается надгробие из кажущегося в свете ночи темно-сиреневым камня, женщина, уронившая голову на руки, непроницаемая темнота начинает излучать мягкий, еле видимый свет, и кажется, что окутанная этим светом женщина вот сейчас вздохнет, заголосит.
За моей спиной кто-то определенно есть, кто-то, появившийся почти сразу, как я свернул в боковую аллею, медленно догоняет, почти неслышно бормоча, фыркая, тяжело ступая, у догоняющего не две ноги, он — я это слышу — на четырех крепких, сильных ногах, вот он уже совсем рядом, он высок, тяжел, бегемот, монстр, ужасный, с горячим дыханием зверь, я боюсь обернуться, поначалу решив спрятаться от преследователя возле рыдающей каменной женщины, я все же ускоряю шаг, мелко семеню, дышу глубже, стараюсь не выдать страх.
Догоняющий совсем рядом, я принимаю чуть влево, ветки кустов накалывают ладонь, но я терплю, ничем не выдаю боль, останавливаюсь, оборачиваюсь: черный силуэт возвышается надо мной на фоне черных куп деревьев, сквозь которые проходят тонкие лучи лунного света, смешавшегося со светом далеких фонарей, и догоняющий приближается вплотную, его толстые губы почти касаются моего лба — это лошадь, лошадь с сидящим на ней всадником, черная лошадь и всадник на ней весь в черном, рыцарь ночи, всадник кошмара.
— Антон Романович, — всадник наклоняется ко мне. — Заблудись? Садитесь сзади, я вас вывезу.
— Лиза! Лиза — это вы?
— Садитесь за мной, — отвечает Лиза Бадовская. — Я дам вам руку, вставляйте ногу в стремя…
— Что вы здесь делаете? Как вы здесь оказались?
— Вас ищу. Мама сказала — вы тут.
— Мама? Кто ваша мама?
— Диспетчер городского такси. Садитесь!
Черная лошадь прядает ушами, чуть приседает, я хватаюсь за Лизину коленку, она сухими пальцами жестко убирает мою руку, кладет ее на переднюю, низкую луку седла, я прыгаю на одной ноге, ловлю в темноте звякающее стремя и оказываюсь, губами ударившись о Лизино плечо, позади нее, сразу чуть съезжаю вперед, ударяюсь носом о Лизин затылок. Ее волосы давно не мыты, они влажные и плотно облегают круглый затылок.
— Какая у вас смирная лошадка, — отстраняясь, говорю я. — Кобылка? Такая смирная!
— Это Мальчик, мой любимый. — Лиза отпускает поводья, я чуть не падаю — ее любимый идет, переваливаясь, по уходящей к оврагу тропинке, каждый его шаг причиняет мне боль, я вижу непроницаемую темноту внизу, проплывающие надо мной в прозрачной темноте толстые ветви.
— Вы ловкий, — говорит Лиза. — Занимались конным спортом?
Мальчик насмешливо фыркает, жмется к кустам так, чтобы колючки оцарапали мою ногу. Лиза, съезжая назад по седлу, чуть нагибается вперед, хлопает Мальчика ладонью по шее, ее тугие ягодицы прижимаются ко мне.
— Первый раз, — отвечаю я.
— Да что вы! А не скажешь.
— Он и к вам приходил?
— Лебеженинов? Нет, я его встретила, когда он шел от жены.
— Еще до ларька?
— Конечно! Ларек-то был утром, я ребят позвала, рассказать о ночной встрече. Всю ночь не спала, тряслась. Я от сестры шла. Она там неподалеку живет. Он мне навстречу. Я как встала, так и стою, а он, мол, Лиза, Лиза, давай посидим, покурим, поговорим. Я — бежать. Утром я подумала — ну, он к жене сходил, в могилу вернулся, а он тут как тут — пиво, бутерброд попросил продавщицу в микроволновке разогреть. Мертвый, но замороженный бутерброд съесть не захотел. Я бы, если бы умерла, и такой съела, а он… Мальчик! Ну что ты творишь?! — Лиза натягивает поводья, слышно, как каблуки ее коротких сапожек ударяют под ребра Мальчику, потом поводья она отпускает, и мы легкой рысцой выезжаем из темной аллеи, впереди виден оставленный экспертами шатер, под ним, на козлах — закрытый гроб Лебеженинова.
— Странно! Нет охраны! Почему гроб не вернули в могилу?
— Губернатор уехал, эксперт уехал вместе с ним, они забрали ОМОН, — отвечает Лиза. — Наша охрана сбежала. Слухи разнеслись. Про грязь у него на ботинках… Вы бы не испугались?
— Конечно, — признаюсь я. — Испугался бы. Я и сейчас боюсь.
— Нет, вы не боитесь. Вы бы не приехали на кладбище, если б боялись.
— Вы меня захвалите, Лиза. То я ловкий, то смелый. Смотрите, загоржусь, подумаю, что вы ко мне неравнодушны, начну за вами ухаживать.
— То, что вы не боитесь, не означает, что смелый. Многие не боятся потому, что не знают последствий. Или причин. Вы сами это можете расписать, а если захотите ухаживать, то я бы не отказалась, я уж точно лучше, чем эта ваша Кламм.
— Откуда вы…
— У меня мама — диспетчер. Забыли? А Кламм ваша — сисястая, жирная, потная. Неужели вам такие нравятся? Или она вас