Берт Хэршфельд - Акапулько

Высокий мужчина отодвинулся вместе со стулом от Формана, наклонился над своим столом:

— Мексиканцы никогда ничего не смогут достичь, потому что они не способны мысленно представить себе позитивные результаты напряженной работы, результаты образования, бережливости и экономии…

— Mucho[69] дерьма, — бодро прокомментировал сказанное Форман. — Какие вообще позитивные результаты приносила бедному мексиканцу его работа? Испанцы убивали его. Французы сделали из него раба. Гринго просто эксплуатировали его.

— Приятель, — сказал высокий, — иди домой.

— Дерьмо и дерьмо в квадрате…

Гигант задвигался с удивительной скоростью, одним быстрым и плавным движением вскакивая со стула, повертываясь кругом и коротким молниеносным замахом вонзая свой бугристый кулак в висок Формана. Форман не сделал попытки избежать удара. Кулак нападавшего достиг своей цели, и Форман упал. Кто-то завизжал, послышался звук отбрасываемых стульев. Форман криво улыбнулся, срыгнул и отключился.

— Этот чертов дурак даже не попытался дать сдачи, — сказал высокий мужчина.

— Не бери в голову, Дьюк… Он сам напросился. Ты просто дал ему то, чего он хотел. И все счастливы.

Форман открыл глаза. Кромешная тьма. Он испугался. Он подумал, что плохо себя вел, как-то гадко обидел Ивлен Маккартер, живущую в соседнем доме, что его отругали, потом отшлепали, потом отослали в его комнату. И он сидел в ней, остался без ужина и мечтал отомстить своей матери, мечтал, чтобы она умерла… И она умерла. А Пол знал, что в этом его вина, что он несет ответственность за это. Ему до боли хотелось рассказать обо всем кому-нибудь, но он так никогда не смог собраться с мужеством и открыть свою страшную тайну.

Тут он вспомнил, что уже больше не маленький мальчик, он осознал реальность смерти своей матери, он знал, что ему не в чем чувствовать себя виноватым. Форман сел и сделал попытку определить, где он находится. Из темноты всплыли воспоминания и набросились на него: бар для туристов, текила, здоровяк-американец с быстрым ударом. Форман застонал и откинулся назад.

Зажегся свет.

— С вами все в порядке?

Форман различил перед собой какую-то фигуру. У кровати стояла женщина и смотрела на него сверху вниз. На ее тонком нервном лице застыла, словно приклеенная, улыбка, а руки, не останавливаясь ни на секунду, все время находились в движении.

— Ох, Бог ты мой, — сказала она. — Наверное, ужасно себя чувствуете. Я сама тысячу раз была на вашем месте. Я поставила кофе…

Форман сел. У него было такое ощущение, будто его голова одновременно сплющилась и промокла насквозь.

— Где..?

— В моей квартире. Здесь с вами ничего не случится. Туалет дальше по коридору, если вам понадобится, — закончила она так, как нужно.

Внезапно и необъяснимо охваченный приступом безнадежности и отчаяния, Форман проковылял в указанном направлении, долго возился с ширинкой, долго ждал, пока в унитаз не упадет струя. Застегнув брюки, он промыл глаза холодной водой, тщательно стараясь не смотреть в зеркало над раковиной, как будто это было не покрытое амальгамой стекло, а окно в преисподнюю. Он вернулся в комнату.

Она сидела на кушетке. Застиранный розовый халат, худощавая женщина, возраст около тридцати пяти. Ее рука дотронулась до крашеных рыжих волос, и она улыбнулась.

— Меня зовут Хетти Паркер.

Форман сказал ей свое имя.

Она наполнила две чашки кипящей водой из глиняного кувшина.

— Извините, у меня только растворимый.

— Замечательно.

— Покрепче, я догадываюсь.

— Пожалуйста.

Он сел рядом с ней на кушетку, сжав чашку в ладонях и грея о нее руки.

— Это еще ничего, — нарушила молчание женщина. — Я хочу сказать, вы бы могли проспать всю ночь.

— Это вы одна меня сюда тащили?

Она с гордым видом кивнула.

— Вы немного передвигали ногами, и я нашла такси. Таксист помог мне завести вас в квартиру.

Форман отпил немного кофе.

— Спасибо.

— Я не могла оставить вас там, на полу. Этот мужчина, здоровяк, он ударил вас, когда вы не смотрели на него.

Форман снова увидел кулак: он становился все больше и больше, потом взорвалось в виске.

— Вы просто перебрали, вот и все, — продолжала она объяснять. — Вы не хотели причинить никому вреда. Ему не следовало вас бить.

Он допил свой кофе, и она снова наполнила его чашку.

— Я видела, как вы входили в бар, — застенчиво сказала она. — Таких мужчин, как вы, женщины всегда замечают.

— Гм.

— О, да. Все дело в вашем лице. Оно какое-то сломанное и интеллигентное одновременно… простите, конечно, если я что-то не так сказала. У вас необычное лицо.

Он поднял на нее глаза. Она одна из ходячих больных, это ясно. Ему следует поговорить…

— Я здесь живу, — продолжила женщина. — В Акапулько. Мне кажется, это должно звучать забавно.

— Почему?

— Ну, некоторые мужчины, вы знаете, они думают — женщина живет одна, в чужой стране… Я из Канзас-Сити, штат Миссури, да. После того, как я развелась с Милтоном, Канзас-Сити стал для меня слишком мрачным. Все наши друзья были на самом деле друзьями Милтона, и я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой. Целый миллион жителей в городе, и ни один из них не хочет со мной знаться. До замужества я работала учительницей, преподавала испанский, поэтому естественно, что я поехала в Мексику…

— Вам здесь лучше? — спросил Форман, чувствуя, что он должен что-то сказать. Кровь застучала у него в висках. — У вас есть аспирин?

Она встала.

— Ах, да. Простите, я должна была подумать об этом. Я сейчас вам принесу. — Она остановилась у двери и обернулась к Форману. — Здесь я тоже одинока, — сказала она и исчезла. Форман закрыл глаза и попытался глубже проникнуть в темноту под веками.

— А вот и мы!

Он открыл глаза. В комнату входила Хетти, держа за руку девочку лет восьми. Симпатичное дитя с розовыми щечками и чуть припухшим со сна личиком.

— Нанси, познакомься с мистером Форманом. Это моя дочь, Нанси.

Ребенок посмотрел на Формана, моргнул и отвернулся.

— Я хотела, чтобы Нанси с вами познакомилась, — объяснила Хетти. Она протянула Полу две таблетки аспирина.

— Прости, что мы тебя разбудили, Нанси, — сказал Форман.

Хетти уселась на кушетку, прижав к себе дочь.

— Нанси и я, мы работает над ее испанским, так что когда она вырастет, будет свободно говорить на двух языках. Но в основном мы разговариваем на английском. Почему, скажи-ка, Нанси.

— Потому что мы преданные американцы, — послушно отозвалась девочка.