Гийом Мюссо - Бумажная девушка

– Идемте, я отведу вас в отель.

– Оставьте меня в покое! Вы не мой отец и не мой муж. Я предложила вам пойти со мной, а вы плюнули мне в лицо.

Билли пожала плечами и окунула тортилью в чашку с соусом гуакамоле.

– Идемте, хватит ребячиться. Вы плохо переносите спиртное, и вы об этом знаете.

– Я отлично переношу спиртное. – Она с вызовом схватила бутылку текилы, возвышавшуюся в центре стола, чтобы налить себе еще. Затем она передала ее парням, которые выпили прямо из горлышка. Наиболее мускулистый из них в футболке с надписью «Хесус» протянул бутылку мне, приглашая присоединиться.

Я с сомнением посмотрел на маленького скорпиона, плававшего на дне бутылки, чтобы, как здесь считали, придать силу и мужественность.

– Мне это не нужно, – сказал я.

– Если ты не можешь пить, оставь нас, друг! Ты видишь, что барышня хорошо проводит время с нами.

Вместо того чтобы отойти, я сделал еще шаг к ним и посмотрел прямо в глаза Хесуса. Я любил Джейн Остин и Дороти Паркер, но я вырос в городе: я бил, и меня били, в том числе и типы, иногда вооруженные ножами и вообще более крепко сбитые, чем животное, сидевшее передо мной.

– Тебе лучше заткнуться, – сказал я ему.

Потом я снова повернулся к Билли:

– В последний раз, когда вы напились в Бостоне, все закончилось не слишком хорошо, вы помните?

Она с презрением посмотрела на меня:

– Все время слова, которые причиняют боль, все время слова, которые ранят! Вы определенно сильны в этой области.

Сразу после того, как Джек отменил их каникулы на Гавайях, Билли отправилась в «Красное пианино», бар около Старой ратуши. Поступок Джека очень ее задел, она почти дошла до точки. Чтобы заглушить боль, Билли позволила некоему Полу Уокеру, управляющему магазинами известной торговой марки, несколько раз угостить ее водкой. Он предложил проводить ее до дома. Билли не сказала «нет», и он понял это как «да». Потом в такси он начал к ней приставать. Тут она дала понять, что не согласна, но, возможно, не слишком твердо. И этот тип решил, что имеет право на некоторую компенсацию, раз он заплатил за ее выпивку. У Билли кружилась голова. Настолько сильно, что она и сама толком не понимала, чего именно она хочет. В холле ее дома друг Пол от нее не отстал и напросился выпить «на посошок». После упорного сопротивления Билли позволила ему войти вместе с ней в лифт из страха, что он разбудит соседей. Потом… она больше ничего не помнила. Проснулась она утром на своем диване с задранной юбкой. Больше трех месяцев между анализами на ВИЧ и тестами на беременность она умирала от страха, но так и не решилась обратиться в полицию. В глубине души она считала себя отчасти виноватой в том, что произошло.

Я оживил в ее памяти эти воспоминания, и теперь Билли смотрела на меня со слезами на глазах.

– Почему… Почему вы заставляете меня переживать подобные мерзости в ваших романах?

Вопрос ударил меня в самое сердце. И я честно ответил ей:

– Без сомнения, потому, что вы носите в себе некоторых из моих демонов: мою самую черную, самую презренную часть. Ту, которая пробуждает во мне отвращение и непонимание. Ту, которая порой заставляет меня терять всякое уважение к себе.

Оторопевшая, она все еще не хотела уйти со мной.

– Я провожу вас в отель, – снова сказал я, протягивая ей руку.

– Como chingas! – прошипел Хесус сквозь зубы.

Я не ответил на провокацию и не выпускал Билли из вида.

– Мы можем уйти только вместе. Вы мой шанс, а я ваш.

Она собиралась мне ответить, когда Хесус назвал меня joto[42]. Это слово я знал, потому что это было любимое ругательство Терезы Родригес, старой гондураски, моей домработницы, которая когда-то была соседкой моей матери в Макартур-парке.

Кулак полетел в цель помимо моей воли. Отличный удар правой, как в добрые времена моей юности, отправил Хесуса на соседний столик. Заплясали пинты пива и лепешки тако. Это был отличный удар в нос, но, к сожалению, других ударов не последовало.

Меньше чем за секунду по залу как будто пробежал электрический ток, и присутствующие, радуясь дополнительному развлечению, встретили криками начало драки. Сзади подошли два типа, приподняли меня над полом, тогда как третий бандит заставил меня пожалеть о том, что я вообще сунул нос в этот бар. Лицо, печень, желудок: удары сыпались на меня с невероятной скоростью, но почему-то это избиение шло мне на пользу. Не мазохизм, нет, но как будто это мучение было этапом на пути к искуплению. Опустив голову, я чувствовал металлический привкус, вкус крови, которая текла у меня изо рта. Перед глазами через равные промежутки времени вспыхивали стробоскопические картинки, смесь воспоминаний и того, что происходило в зале: влюбленный взгляд Авроры на журнальных снимках, устремленный не на меня, а на другого; предательство Мило, потерянный взгляд Кароль, татуировка на пояснице Паломы, латиноамериканской секс-бомбы. Она увеличила громкость музыки и тряслась в ритме моего избиения. Что же до силуэта Билли, то я увидел, как она пошла вперед, сжимая в руке бутылку со скорпионом, чтобы разбить ее о голову одного из напавших на меня.

Атмосфера сразу изменилась. Я с облегчением понял, что праздник закончен, почувствовал, как меня приподняли, потащили за руки через толпу и вышвырнули на улицу под дождь. Я приземлился носом в грязную лужу.

19. Роуд-муви

Счастье – это мыльный пузырь, который меняет цвет, словно радужка, и лопается, когда до него дотрагиваются.

– Мило, открой!

Затянутая в форму Кароль барабанила в дверь с силой и властью, которую дал ей закон.

Пасифик-Палисейдс. Маленький двухэтажный дом, окутанный утренним туманом

– Я тебя предупреждаю: с тобой говорит полицейский, а не друг. Именем закона Калифорнии я требую, чтобы ты меня впустил.

– Да нассать мне на закон Калифорнии, – прогрохотал Мило, приоткрывая дверь.

– Очень конструктивно, в самом деле! – укорила его Кароль, входя в дом.

Мило был в трусах и старой футболке с надписью «Space Invaders»[43]. Лицо у него бледное, под глазами темные круги, волосы стоят дыбом. Татуировки «Мары Сальватручи» в виде каббалистических символов на обеих руках сверкали нездоровым пламенем.

– Ставлю тебя в известность, что еще нет и семи часов утра, что я спал и что я не один.

На стеклянном столе в гостиной Кароль заметила пустую бутылку из-под дешевой водки и почти пустой пакетик «травки».

– Я считала, что ты завязал со всем этим, – грустно сказала она.

– Как видишь, нет: моя жизнь полетела под откос, я разорил моего лучшего друга, и я не в силах ему помочь, когда у него неприятности. Поэтому да, я напился, выкурил три или четыре косячка и…