Гийом Мюссо - Бумажная девушка
– Понятно, вы такой же, как и все, только обещать горазды…
– Согласен, я ложусь спать!
– Подождите! Пойдем выпьем по стаканчику. Мы же видели маленький бар по дороге сюда, до него меньше пятисот метров…
Я снял обувь и улегся на одну из кроватей:
– Отправляйтесь туда без меня. Уже поздно, завтра нам предстоит долгий путь. И потом, я не люблю бары. Во всяком случае, придорожные бары.
– Отлично, я пойду без вас.
Билли отправилась в ванную комнату, захватив с собой кое-что из вещей. Я видел, как через несколько минут она вышла оттуда в джинсах и приталенной кожаной куртке. Молодая женщина готова была уйти, но я чувствовал, что ей что-то не дает покоя.
– Вы недавно сказали, что вы не в моем вкусе… – начала она.
– Да?
– А какой мужчина, по-вашему, в моем вкусе?
– Ну, к примеру, этот мерзавец Джек. Или этот Эстебан, который не переставал вас лапать во время поездки, поощряемый вашими призывными взглядами и провокационным нарядом.
– Вы действительно такой меня видите или просто хотите обидеть?
– Честно говоря, вы такая и есть, и мне это известно лучше, чем кому-либо другому, так как это я вас создал.
Лицо Билли стало замкнутым, и, ни слова не говоря, она взялась за ручку двери.
– Подождите, – сказал я, догоняя ее на пороге. – Возьмите хотя бы немного денег.
Билли с вызовом посмотрела на меня:
– Если бы вы действительно хорошо меня знали, то вы бы помнили, что я ни разу в жизни не заплатила в баре сама…
* * *Оставшись в одиночестве, я принял теплый душ, заново перебинтовал щиколотку и открыл чемодан, чтобы найти, во что переодеться на ночь. В чемодане, как и говорила Билли, меня ждал мой компьютер, который показался мне каким-то зловещим. Я побродил несколько минут по комнате, открыл шкаф, чтобы повесить туда куртку, и принялся безрезультатно искать подушку. В ящике одной из тумбочек у кровати рядом с дешевым изданием Нового Завета я нашел пару книг, очевидно забытых предыдущими постояльцами. Одной из них оказался роман Карлоса Руиса Сафона[41] «Тень ветра». Я помнил, что дарил такую книгу Кароль. Другая называлась «La Compagnia de los Ángelos», и мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это мой первый роман «Компания ангелов» в переводе на испанский язык. Я с любопытством перелистал его. Человек, читавший книгу, подчеркнул некоторые фразы и кое-где оставил заметки на полях. Я не смог бы сказать, понравилась ему моя книга или нет, но в любом случае история не оставила его равнодушным, а это было для меня самым главным.
Повеселев после такой неожиданной находки, я устроился за крошечным письменным столом, покрытым пластиком, и включил компьютер.
А что, если желание вернулось? Вдруг я смогу писать снова!
Система запросила мой пароль. Я чувствовал, как опять постепенно нарастает тревога, но пытался убедить себя, что это возбуждение. Когда на экране возник райский пейзаж, я запустил программу работы с текстом, и она открылась на чистой сияющей странице. Вверху мигал курсор, готовый сдвинуться с места, как только мои пальцы побегут по клавиатуре. Мой пульс участился, сердечную мышцу как будто сжимали тисками. У меня закружилась голова, к горлу подступила тошнота… и тошнота настолько сильная, что мне пришлось выключить компьютер.
Проклятье.
Творческий застой, синдром чистого листа… Мне никогда не приходило в голову, что такое может случиться со мной. Я считал, что вдохновение покидало только интеллектуалов, которые принимали позу, глядя на себя пишущих, а не такого любителя художественного вымысла, как я, придумывавшего истории с тех пор, когда ему было десять лет.
Чтобы творить, некоторым художникам требовалось ввергать себя в отчаяние, если этого отчаяния в них было недостаточно. Другие использовали как искру свою печаль или свои провалы. Фрэнк Синатра сочинил «Так глупо желать тебя», расставшись с Авой Гарднер. Аполлинер написал «Мост Мирабо» после своего разрыва с Мари Лорансен. А Стивен Кинг часто рассказывал, что написал «Сияние» под воздействием алкоголя и наркотиков. Мне, чтобы писать, никогда не требовался допинг. Многие годы я работал каждый день – включая Рождество и День благодарения, – чтобы дать волю моему воображению. Когда я начинал писать, все остальное не имело значения: я жил в другом мире, в трансе, в продолжительном гипнотическом состоянии. В эти благословенные периоды писательство было наркотиком, более действенным, чем самый чистый кокаин, дающим больше наслаждения, чем самое безумное опьянение.
Но теперь все это было далеко. Очень далеко. Я отказался от писательства, и писательство отказалось от меня.
* * *Туба с успокоительными. Не стоит считать себя сильнее, чем я есть на самом деле, и смиренно принять свою зависимость.
Я лег, выключил свет, заворочался в кровати. Невозможно уснуть. Я чувствовал себя таким беспомощным. Почему я больше не мог заниматься моим ремеслом? Почему я стал таким безразличным к судьбам моих персонажей?
Старый радиобудильник с механическим сцеплением показывал почти двадцать три часа. Я начал серьезно беспокоиться о Билли, которая все еще не вернулась. Почему я разговаривал с ней так сурово? Частично потому, что я был ошеломлен ее появлением в моей жизни и не был способен управлять ее вмешательством в мое существование, но главным образом потому, что я сознавал свою неспособность найти в себе силы, чтобы отправить девушку в ее вымышленную вселенную.
Я встал, поспешно оделся и вышел под дождь. Я шел добрых десять минут, пока не заметил яркую зеленоватую вывеску, издалека оповещавшую о том, что вас ждет «Линтерна верде».
Это был популярный бар, в котором собрались почти одни только мужчины. Место было битком забито, атмосфера была праздничной. Текила текла ручьем, старая стереосистема обрушивала на посетителей мощный рок. С подносом, уставленным бутылками, официантка переходила от столика к столику, чтобы подать спиртное. За стойкой тщедушный попугай забавлял публику, тогда как барменша – завсегдатаи называли ее Паломой – изображала из себя секс-бомбу, принимая заказы. Я заказал пиво, и она подала мне «Корону» с четвертушкой лимона, вставленной в горлышко. Я обвел взглядом зал. Он был украшен деревянными ширмами из раскрашенного дерева, чем-то напоминавшими искусство майя. На стенах висели старые фотографии из вестернов, соседствуя с плакатами местной футбольной команды.
Билли сидела в глубине зала за столиком с двумя здоровяками, которые поигрывали мускулами и громко шутили. С пивом в руке я подошел к этой компании. Билли меня заметила, но предпочла проигнорировать. Увидев ее расширенные зрачки, я догадался, что она уже пропустила несколько стаканчиков. Я знал слабости этой молодой женщины: она не умела пить. Знал я и парней такого сорта, и их жалкую тактику: эти парни не изобрели машину, чтобы сгибать бананы, но они обладали настоящим инстинктом, который помогал им находить женщин достаточно уязвимых, готовых стать их добычей.
