Свет ночи - Дмитрий Яковлевич Стахов
— И почему?
— Вам нужно, чтобы он вставал из гроба.
— Да вы политик, Антон Романович! Вам бы куда-нибудь советником. Если бы не мои перспективы, я взял бы вас к себе… Езжайте-ка домой, дорогой мой, занимайте кресло начальника, а мы тут разберемся во всем, кого надо накажем, и все станет на свои места. Вы меня услышали?
Губернатор сдавливает мой локоть.
— Я вас услышал, — говорю я.
— Ну и славно! Ну и прекрасно!
17.
Я лежу, укрытый до подбородка шелковым красным покрывалом. В кресле сидит Тамковская, ломает пальцы, ее светлые глаза потемнели, она поджимает чувственную нижнюю губу. Тамковская делится последними новостями нашего управления: меня назначили временным исполняющим — губернатор оказался прав, — мне надо торопиться — работающие на землетрясении, на обрушении, на сходе и наводнении, на последствиях теракта, на автокатастрофе с автобусом, перевозившим детей на какой-то фестиваль, на пожаре в доме престарелых — словом, все экстремальные психологи работают без координации, без методологической поддержки, ведь наш начальник переведен заместителем министра и убыл по новому месту работы, где будет носить погоны, ему присвоили генеральское звание, ему шьют форму, подбирают фуражку.
— Генерал? Сразу? — спросил я. — Он же лейтенант запаса. Хотя если ему присвоили звание генерал-лейтенанта
— Я не разбираюсь в воинских званиях, — Тамковская зябко повела плечами и сообщила, что Раечка передала содержание последнего приказа нашего начальника: в городок приедут работавшие на землетрясении, на катастрофе с автобусом, на наводнении, а мы трое отбываем, причем передавать дела не обязательно — смена из молодой поросли, все знают сами, все читали, во всем разбираются.
— Ну и отлично! — сказал я. — Только у меня здесь одно дело. Вы езжайте без меня. Я догоню. И все-таки введу их в курс. Определю им задачи.
— Что за дело? Может я им займусь? Вместе с Робертом. Мы и смену примем. Вы поезжайте. Мне так не хочется возвращаться. Возвращаться в свой кабинет, в свой дом…
— У вас прекрасный дом и… — начал я: Тамковская жила в небольшом, стильном особняке, с сухим умницей мужем, дети, сын со своими странностями и маленькой женой с красными волосами, и пухлая дочь с тощим приятелем, давно съехали, то ли Америка, то ли Европа, то ли Бали, Гоа, кто их всех поймет, у всех — одно и то же.
— И? — Тамковская посмотрела на меня.
— Все так плохо, Оля? — спросил я.
— Да, — Тамковская покачала головой. — Еще хуже, чем ты можешь представить. Плохо. Очень плохо. Ладно, я же не могу заставить тебя уехать. Надо остаться — оставайся, мне все равно — хоть поселись здесь, женись на этой бой-бабе, как ее…
— Кламм. По мужу. Она замужем. Муж — майор. Очень интересный человек. Да и я тоже женат. Забыла?
— О, да! Ты же у нас не свободен! Что ж! Мы с Извековичем поедем сегодня вечером. Если, конечно, у тебя как у исполняющего обязанности начальника нет возражений.
— Зачем такая спешка? — спросил я, но Тамковская не ответила: она смотрела на сумерки за окном.
— У тебя всегда в окно светит солнце. Ты обращал внимание? Сейчас я вижу закат, а утром…
— Ты разве была в моем номере утром?
— Нет, но была в соседнем. Ты сам не замечал?
— Замечал. Поэтому я опускаю шторы.
— И тебя это не удивляет?
— Меня ничто не удивляет.
— Ты не знал, что солнце всходит на востоке и заходит на западе? Если утром в окно светит солнце, то оно не может светить в него вечером. Мы можем проверить — зайдем в номер Извековича и увидим, что там солнца нет. А в твоем номере…
— У меня нет объяснения.
— …я заметила в ведре окровавленные прокладки.
— У меня перманентная менструация. Собираешься со мной поработать? Терапия неврозов? Техника нападения врасплох? А потом расскажешь, какой пирожок я ел на завтрак?
— Не обижайся.
— На тебя?
— На меня. Я тебя не любила. А я не могла быть с теми, кого не любила.
— А теперь?
— Что теперь?
— Теперь можешь?
— Теперь могу. Я уже старая.
— Что у тебя за навязчивая идея! Я таких сексуальных среди двадцатилетних не встречал.
— Нет ничего ужаснее, чем сексуальная старая мочалка.
— Я чувствую — ты хочешь поговорить об этом. О своем будущем.
— Мое будущее в прошлом.
— Не хочешь о будущем, давай о твоей сексуальности.
— Хочу, но не с тобой. Что у тебя?
— Скорее всего, рак. Может быть, пронесет, но поразительно долго готовят результаты анализов. У тех, кто лежал со мной в палате, анализы были готовы через полтора часа. У меня — почти неделя. Наверное, если у меня рак, то он какой-то особенный, изысканный, долгоиграющий. Но если нет метастазов, еще поживем. Говорят, будут все равно проблемы с пиписькой. И стоять не будет, и недержание. Нестояние, думаю, переживу, а вот непроизвольное мочеиспускание…
— Мочеприемник. Нестояние можно обмануть имплантантом.
— Какие познания! Откуда?
— У него имплантант. У Роберта.
— И как это? Работает?
— Он нажимает на что-то, на какую-то кнопочку у себя в паху, и у него разворачивается. Ну, буквально — разворачивается, как детская игрушка. Знаешь, в которую дуешь, а она пищит и раскручивается, как длинный язык.
— Тещин язык.
— Что «тещин язык»?
— Игрушка. Называется «тещин язык». В его игрушку тоже надо дуть?
— Я не знала. Насчет «тещиного языка». А в его игрушку дуть не надо. Хотя что подразумевать под «дуть».
