Берт Хэршфельд - Акапулько
В течение всего первого года замужества Марселла искала себе любовника, выбирая подходящего из возможных кандидатов примерно так же, как выбирала бы товары в магазине. Федерико, хоть он и был заядлым игроком в теннис, не хватало жизненных сил для других видов спорта, для бизнеса и для Марселлы.
Все эти заботы приобрели чисто академический характер, когда Кастро вместе со своим бородатым отрядом маршем вошел в Гавану. Не вполне способный постигнуть значение смены правительства, Федерико попытался заручиться поддержкой Кастро для своего предприятия. «Сигара Кортины — дым Революции!» Именно эти слова он придумал вложить в уста Фиделя. Федерико так и не узнал, был ли его остроумный план доведен до сведения верховного лидера: какой-то чересчур переполненный энтузиазмом приверженец Фиделя решил ускорить революционный процесс и воткнул очень острый нож в широкую спину Федерико Франсиско Вадилло.
Похороны были скромными: семейный совет мудро рассудил, что всякая показуха может быть неверно истолкована возбужденными массами. Через два дня после похорон эмболия унесла жизнь сеньора Кортины.
Собрав наличные, которые ее отец хранил в разных местах в доме (полмиллиона американских долларов, плюс еще миллион в надежных ценных бумагах), Марселла втолкнула свою рыдающую мать и двух верных слуг на борт моторного суденышка, зафрахтованного для поездки к берегам Флориды и к свободе. На полпути к месту назначения слуги, по приказу Марселлы, угостили хозяина лодки ударом дубины по голове и перекинули то, что от него осталось, через борт. Эта операция сэкономила им одну тысячу долларов и дюжину коробок замечательных гаванских сигар.
Через восемь дней после их прибытия в Майами мать Марселлы была сбита такси на Коллина Авеню. Она умерла по пути в больницу. Марселла похоронила ее на освященной земле, дала каждому из слуг пятьсот долларов и свое благословение и села в самолет в Нью-Йорк.
В обувном салоне на Пятой Авеню она познакомилась с французским дворянином, который продал ей шесть пар туфель и начал за ней ухаживать. Он отточил ее французское произношение, приучил к очень плохим, но дешевым (ему было все равно, что есть) французским ресторанам и чрезвычайно энергично занимался с ней любовью. Минуло три месяца, и Марселла согласилась выйти за него замуж.
Не прошло и двух лет, как, под руководством продавца дамской обуви, состояние Марселлы достигло суммы, немногим большей, чем триста тысяч долларов. Француз, как поняла Марселла, являлся той роскошью, оплачивать которую она решительно не могла себе позволить.
Она слетала в Хуарес за разводом «по-мексикански», потом отправилась в Акапулько. Вложив остаток своих средств в мексиканские облигации, Марселла дала обет жить на девять процентов годовых, которые они приносили. Она тратила деньги очень осторожно, не раньше, чем удостоверится, что получит полную стоимость товара на каждый вложенный песо. А когда она взяла себе в любовники мексиканца, то, скупясь, выдавала ему каждую неделю лишь небольшую сумму денег, заставляя того постоянно нуждаться. Подобная политика помогла Марселле удерживать своих любовников рядом с собой на протяжении семи лет, пока, наконец, она не устала от них. Жизнь в Мексике все-таки значительно дешевле.
Этим днем с визитом прибыла Саманта. Марселла посчитала это странным, так как Саманта, когда ей требовалась компания, обычно сама сзывала гостей на Виллу Глория. Не было никакого сомнения, что у Саманты что-то на уме: она определенно приехала, чтобы просить о какой-то услуге. Марселла на время подавила свое любопытство и шумно приветствовала гостью, предложив ей охлажденную сангрию[62]. Усевшись в гостиной друг напротив друга — по противоположные стороны небольшого инкрустированного столика из местных пород дерева, они начали обмениваться новостями: Саманта повествовала о своем путешествии в Европу, а Марселла знакомила свою подругу со всеми мало-мальски значимыми событиями, которые произошли за последнее время в округе.
Саманта подняла свой стакан и, не отпив из него, поставила обратно.
— Я хочу кое о чем с тобой поговорить, Марселла.
— О чем угодно, моя дорогая…
— Не знаю, с чего начать. Ну, ладно. Марселла, я дала себе зарок никогда не связываться ни с одним паразитом из тех, что пробираются в жизнь таких женщин, как мы.
— Как ты права! — А про себя Марселла подумала: «Интересно, куда она клонит?» Марселла мысленно предупредила себя, что нужно быть настороже, нужно обдумывать каждое произносимое слово, — и ободряюще улыбнулась подруге.
— До каких пор я буду все время платить? — воскликнула Саманта, но в голове ее не было жалости к самой себе. — Неужели я не заслуживаю мужчины, который был бы настоящим мужчиной, который бы обо мне заботился?
Марселла ждала. Ни один нерв не дрогнул на ее лице — это было лицо человека, которого абсолютно не заботят события, происходящие помимо ее воли. Почувствовав, что Саманта затрудняется продолжить свою речь, Марселла с заученной небрежностью дотронулась до своей рыжевато-коричневой шевелюры и показала в легкой улыбке ровные белые зубы.
— Ты заслуживаешь большего, — сказала она. — Мы обе заслуживаем.
Саманта скривила ротик в детской гримасе.
— Бернард сообщил, что мое финансовое положение далеко от идеального.
Марселла ощутила мимолетное удовлетворение. Она вспомнила свое поместье в пригороде Гаваны, убытки, которые она потерпела по милости того проклятого торговца дамскими туфельками, и почувствовала, что до некоторой степени отомщена теми трудностями, которые испытывает сейчас Саманта.
— Бернард в этих вещах хорошо разбирается, — ответила она.
— Он говорит, если депрессия на рынке сохранится еще некоторое время, дела могут стать даже хуже.
— Я не доверяю этому правительству, — призналась Марселла. — Инфляция уже здорово обесценила песо, и кто знает, к чему мы придем в дальнейшем. Да еще вся эта болтовня о помощи пеонам[63]. Вздор! Они не хотят, чтобы им помогали. У нищих мексиканцев просто нет честолюбия, куда им мечтать об улучшении своей судьбы. Я это знаю. То же самое было и на Кубе. Саманта, я предвижу день, когда мы будем вынуждены покинуть эту страну.
— О нет!
— Мне же пришлось бежать с Кубы, оставив там все свое имущество.
— Куда я денусь?
Марселла похлопала свою подругу по руке.
— Этого пока не случилось.
Саманта просветлела.
— Это верно, так что нет смысла предвосхищать столь ужасную перспективу, правда? Мы должны жить для настоящего, разве не так, Марселла? — Марселла с серьезным видом кивнула головой. — Давай я тебе лучше расскажу чем занималась в последнее время.
