Берт Хэршфельд - Акапулько
— Начнем с древних племен. Поверите ли, мы не многое знаем об этих людях. Они не были похожи на ацтеков, которые строили из камня. Племена из этой части страны почти ничего не оставили своим потомкам. Но некоторые материальные следы древней цивилизации, возраст которой исчисляется двумя тысячами лет, все же были найдены при раскопках. О чем же они нам говорят?
Он остановился, несколько разочарованный апатией своей туристической группы, но тем не менее продолжил:
— Они говорят нам, что на этом месте некогда существовала очень высокая форма цивилизации. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто эти люди строили реактивные самолеты, смотрели цветные телевизоры или пили кока-колу — нет. Находки показали, что в местной культуре было очень сильно влияние востока и что наши предки-индейцы также имели прочные связи с народностями, населявшими острова Тихоокеанского бассейна. К сожалению, дамы и господа, у Мексиканского правительства не хватает денег, чтобы производить раскопки, и многие следы древних народностей уже исчезли, поглощенные наступлением джунглей.
— Далее. Эрнан Кортес и испанские конкистадоры. Уже в начале шестнадцатого столетия испанцы стали использовать необыкновенно благоприятные условия, которые щедро предлагал им залив Акапулько. Отсюда они пошли дальше по побережью, исследуя его, и основали поселение, которое, как они думали, будет легко защищать в случае нападения врагов. Теперь это бухта Пуэрто-Маркес. Они также проложили тропу через горы, чтобы возить в Мехико-Сити сокровища, а обратно доставлять припасы и продовольствие. Потом пришли пираты, включая и сэра Фрэнсиса Дрейка. Для испанцев он был морским разбойником, а англичане считали его героем. И сегодня ровным счетом ничего не изменилось, нет? — Сдержанный смех, в нем явные нотки недовольства. Гид поспешил продолжить:
— Испанцы построили большой форт в заливе, но он был разрушен при землетрясении в 1776 году, в том же году, когда произошла Американская революция.
— В-третьих, Война за независимость в Мексике. Мой народ освободился от владычества испанцев. Viva Mexico[59]! После этого торговля с Китаем прекратилась, горная тропа заросла, и Акапулько стал никому не нужен.
— Четвертое. Мексиканцы снова открывают для себя, насколько прекрасен Акапулько. Потом это выясняют norteamericanos[60]. Лучше находиться здесь, в тепле и чистоте, чем торчать где-нибудь на залежах мусора в Нью-Йорке или сражаться со снежными буранами в Миннесоте. — Редкие хлопки. — Жители Соединенных Штатов едут сюда и сегодня, вот как вы например.
А теперь давайте зайдем в собор. Идите за мной, пожалуйста…
Чарльз пересек площадь и уселся на скамейке. Рядом возник мальчишка-чистильщик, и Чарльз дал ему свое согласие заняться ботинками. Пожилой гомосексуалист оставил свой столик в открытом кафе через улицу и попытался вовлечь Чарльза в разговор, но юноша от него быстро отделался. Еще один мальчишка предложил Чарльзу приобрести у него жевательную резинку «Чиклетс». Чарльз купил две пачки. Чистильщик закончил свою работу, и юноша залюбовался его творением.
— Очень мило, — раздался чей-то голос.
На следующей скамье — две девушки-американки. Обе молоды и привлекательны, с длинными, беспорядочно распущенными волосами, в джинсах и свободных мексиканских блузах.
— Знак отличия, — сказал Чарльз.
— Это мы сразу поняли, — ответила та из девушек, что была посимпатичней. — Ты можешь пересесть к нам, если хочешь.
Они подвинулись, освобождая ему место между собой. Чарльз неловко плюхнулся на лавку, ушиб копчик и стал внимательно рассматривать свои туфли.
— Это исключительно добросовестная работа. Я хочу сказать, в Нью-Йорке, например, за такое наверняка содрали бы полдоллара.
— Ты что — финансист? — спросила вторая девушка.
— Не совсем.
— Тогда к чему столько разговоров об одном и том же?
— Однажды…
— А о чем ты еще можешь поговорить? — поинтересовалась Первая.
— Хотите услышать все об истории Акапулько. Я случайно являюсь крупным специалистом в этой области.
Вторая девушка прижала к губам пальчики, пряча улыбку. Ее подруга нахмурилась.
— Может, ты один из них? — Она показала пальцем себе за спину, на монумент героям.
— Из них, — машинально ответил Чарльз. — Из нас. — А все это время я думал, что я — просто я…
— Что-то мне он не нравится, — высказалась вторая девушка.
— Ой, да он нормальный парень, — возразила ее подруга. — Как тебя зовут?
— Чарльз.
— Я Беки, Ребекка полностью, а она Ливи, сокращенно от Оливии.
— Привет.
— Ты новенький? — спросила Ливи.
— Мы приехали только вчера.
— Кто это «мы»?
— Тео и я. Мой отец.
— Твой отец!
Ливи застонала, а Беки спрятала лицо в ладонях.
— Твой отец, — повторила Ливи еще раз.
Чарльз покивал головой, несколько раз покачав ею вверх-вниз — тем особым образом, который всегда так докучал Тео.
— Вы правы, совершенно правы. Моя история длинна и печальна. Во-первых, Тео и Джулия разведены…
— Большое дело! — фыркнула Ливи.
— Старая история, — сказала Беки.
— Но погодите, Тео мечтает быть моим приятелем, стать мне другом по жизни.
Ливи, ссутулившись, издала жалобный вой.
— У тебя история, а у меня жизнь.
— И у меня, — быстро отозвалась Беки, но в голосе ее не было злобы. — Только мои предки были рады, когда я от них свалила. Знаешь, какой у матери пунктик? Жизнь мне постоянно объясняла. Но это была ее жизнь, ее растраченная впустую, ее жадная до денег, ее провинциальная дерьмовая жизнь!
— Да что все они знают о жизни? — поддержала подругу Ливи. — Об их жизни, о твоей, о моей?
Чарльз не слушал ее. Его глаза были прикованы к Беки. Он решил, что она — одна из самых прекрасных девушек, встреченных им в жизни: мягко очерченный овал лица, зеленоватые глаза, губы, всегда готовые улыбнуться. У нее была длинная и изящная шея, а когда Беки шевелилась, под мексиканской блузкой свободно двигалась и ее грудь.
Голос Ливи, похожий на ее круглое лицо, кажется скучным и невыразительным, в нем нет жизни, — подумал Чарльз. Внезапно подумал.
— Всё они в дерьмо превратили, — сказала Ливи.
— Как? — спросил Чарльз.
— Как! Мы жили в одном городишке, в Индиане. Маленьком-маленьком городишке. У отца кишка была тонка перебраться туда, где есть настоящая жизнь, осознать, в каком он дерьме живет. Я тогда была такой правильной, с ума сойти. Ну, понимаешь, футбольные матчи, всякие там школьные балы, учеба. На выпускных экзаменах была первой в своем классе. Número uno[61], вы уж простите мой испанский.
