Бывший папа. Любовь не лечится - Вероника Лесневская
- У тебя ноша ценнее, - киваю на люльку в его мощной руке. Внутри мирно спит наш сын, убаюканный дорогой и дождем.
- Своя не тянет, - довольно шепчет Назар и не может сдержать улыбки.
Он так рад, что даже не пытается скрыть эмоции под привычным ледяным панцирем. Сейчас он настоящий, уютный и… такой родной. Будто мы никогда не ссорились и уж точно не разводились.
Смягчаюсь и я, вздернув вверх края губ. С теплом обвожу взглядом крепкую фигуру мужа, спускаюсь к испещренному венами кулаку, напряженно сжатому на ручке люльки. Скользнув по личику спящего ребенка, возвращаюсь к его отцу. Замечаю, как в карих глазах вспыхивают желтые искры, а в их уголках, на переносице и на лбу собираются морщинки.
Наверное, впервые за два года принимаю тот факт, что Назар не железный. Он из плоти и крови, со своими чувствами и переживаниями. Ему тоже было плохо. Все это время.
Как он справлялся в одиночку? Если я отвлекалась на беременность и заботу о сыне, то он… Как он не свихнулся? Говорят, мужчины сильнее. Чушь! Сейчас я вижу перед собой такого же надломленного человека, как и я сама.
- Думаю, пока что мы обустроимся на первом этаже, - оценив обстановку в собственном доме, Назар вдруг хмурится. Задумчиво умолкает, медлит, будто недоволен тем, что планировка не совсем подходит для инвалида, или стыдится, что не подготовился заранее.
- Мы? – цепляюсь за волнующее слово.
- Здесь есть все необходимое: кухня, просторная ванная, гостевая спальня, которая на время станет нашей, - продолжает размышлять вслух. Спотыкается о мой растерянный взгляд и невозмутимо поясняет: - Разумеется, я постоянно буду рядом. Тебе может потребоваться помощь, поэтому я должен находиться неподалеку, чтобы услышать твою просьбу и своевременно отреагировать. На первое время заменю сиделку, а совсем скоро ты сама начнешь вставать и справляться со всеми делами, - выдает убедительно, заряжая меня уверенностью в своих силах.
- Хм, я об этом не подумала, когда соглашалась. Дома мне помогала мама, - виновато закусываю губу и осекаюсь, чтобы не выпалить лишнего.
Конечно, я ни о чем не думала! Ведь я приняла предложение Богданова, чтобы иметь возможность чаще видеть Ангелину, которая будет приезжать к нему на массаж и занятия.
– Назар, а где ты обустроил приемный кабинет?
Внимательным взглядом сканирую закрытые двери. За одной из них он два раза в неделю занимается с нашей дочкой. В том, что это она, у меня нет сомнений. Я чувствую. Я знаю. Материнское сердце не обмануть подложными бумагами. Осталось убедить в этом Назара, что практически невыполнимо. Он верит фактам, но не мне.
- Тоже на первом, - взмахивает свободной рукой в направлении нужной двери, и я фокусируюсь на ней, ощущая, как заходится сердце в груди. - Я расширил и полностью переоборудовал бывший кабинет, пригласил специальную комиссию, взял все необходимые разрешения…
- Не сомневаюсь, - проглатываю сдавленный смешок. – Ты всегда был правильным и честным. Порой даже слишком.
Вспоминаю его слова по поводу теста ДНК. Нельзя. В этом Назар прав… И в то же время жестко ошибается. Потому что когда дело касается семьи, мне плевать на законы! Жаль, что у доктора Богданова другие приоритеты.
- Я сохранил все детские вещи в комнате наверху, - кивает на лестницу, а я обреченно прикрываю глаза. – Мы могли бы взять что-нибудь оттуда для Назарки…
- Нет, это для дочки, - резко перебиваю его.
Делаю глубокий вдох, чтобы совладать с подступающей к горлу истерикой. Мне кажется, что я теряю драгоценное время, сидя тут и непринужденно беседуя с мужем. Душа рвется к Ангелине, сердце болит, в животе скручивается плотный узел страха. Я боюсь вновь потерять ее, на этот раз навсегда.
Однако Богданов верно сказал: я не могу украсть ребенка. Даже если это моя родная дочь. Нужны доказательства, а не только зов крови.
- Там есть колыбель для новорожденных. Она бы пригодилась Назарке, пока мы не привезем его кроватку от твоих родителей или не купим новую. Сегодня ему негде спать, люлька неудобная, - приподнимает ее, демонстрируя мне и чуть покачивая, чтобы сынок не проснулся.
- Хорошо, - выдыхаю после мучительных раздумий. – Принеси только колыбель. Остальное не трогай, пожалуйста, - добавляю с мольбой. Комната принадлежит Ангелине и ждет ее, но я подавляю в себе острое желание выпалить это вслух. – Спасибо, что не выбросил вещи на свалку, Назар. Если честно, я думала…
- Догадываюсь, о чем, - хмыкает с горечью. – Но я не смог.
На доли секунды зажмуривается, сгорбившись, и прекращает дышать, будто его что-то беспокоит. Как только я собираюсь спросить о его самочувствии, он вдруг выпрямляется и как ни в чем не бывало шагает вглубь гостиной. Устраивает люльку на диване, отстегивает чехол, убирает теплое одеяло. Аккуратно снимает с малыша шапку, стараясь не потревожить его покой.
Надо бы помочь, но я застываю как заколдованная. Любуюсь ими, расплываясь в улыбке.
Два Назара наконец-то познакомились друг с другом, и старший настолько трепетно обращается с младшим, что я невольно задумываюсь: может, у нас есть будущее? Что если Богданов сумеет простить меня, а я – его? Вдруг мы найдем общий язык?
- Сейчас перенесу колыбель в нашу комнату, и мы переложим Назарку.
- Спасибо, - сипло лепечу, а сама теряюсь от мысли, что мы поселимся втроем в спальне.
С одной стороны, это лучший вариант, ведь Богданов – мой врач и не может оставить меня без присмотра, тем более, с грудным ребенком, но с другой… как неловко. Я ведь даже принять ванну самостоятельно не могу. Дома просила о помощи маму, в центре – медсестер, а здесь… никого нет, кроме Назара.
- Плохая идея – вернуться к тебе вот так, - бубню еле слышно, провожая взглядом мужа.
В растрепанных чувствах подъезжаю к ребенку. Тянусь к люльке, расстегиваю комбинезон, чтобы Назарка не вспотел. Усмехаюсь: вряд ли мы переместим его в колыбельку, не разбудив. Детский сон – самый чуткий. Чем старательнее пытаешься не шуметь, тем больше шансов, что малыш отреагирует на любой скрип. В полной тишине проще всего невольно создать контраст. Именно поэтому в квартире у родителей я укладывала его под колыбельную или наши с мамой разговоры.
- Назарчик, ты дома?
Вздрагиваю от звонкого женского голоса, который доносится из коридора и кажется мне знакомым. Сыночек начинает ворочаться и кряхтеть, поэтому я сразу
