Бывший папа. Любовь не лечится - Вероника Лесневская
Надя крепче обнимает малышку, а та и не сопротивляется. Наоборот, утыкается носиком в ее грудь, всхлипывает надрывно, трется красной щечкой об кашемировую ткань пальто.
Мое всегда ясное сознание вдруг плывет. На миг я становлюсь заложником этой приятной семейной картинки.
Они обе такие красивые, уютные, нежные. Тянутся друг к другу – две изломанные души. Знаю, что чем дольше я медлю, тем больнее Наде будет потом. Однако понятия не имею, как забрать у нее совершенно постороннюю девочку, на которую она проецирует материнские чувства.
- У нее твои глаза, Назар, - с любовью произносит моя жена, не прекращая любоваться Ангелиной. – Это наша дочка?
Сердце не выдерживает, и я на доли секунды прикрываю глаза. Делаю рваный вдох, который причиняет тупую боль. Собираю себя по осколкам, ведь я нужен Наде. Ей сейчас в стократ хуже.
- Нет, милая, Ангелина не наша дочь. У нее есть семья, - объясняю спокойно, пытаясь совладать с собой.
Она прекращает дышать и медленно поднимает на меня глаза, в которых бушует море. Узнаю этот взгляд, наполненный жгучей обидой и безысходностью. Именно такой был у Нади, когда я сообщил ей о смерти дочери. Я лично вызвался это сделать, ведь ожидал, что никому из врачей она не поверит. Однако у меня тоже не получилось достучаться до нее.
Как и два года назад, сейчас она на меня волком смотрит. Между нами вновь вырастает ледяная стена. Кратковременная оттепель сменяется суровой зимой.
- Позволь мне помочь ей, - аккуратно прошу. – Я проверю, все ли с ней в порядке. В конце концов, здесь холодно.
Мы втроем сидим на сырой тротуарной плитке. В обнимку.
Краем глаза улавливаю белое пятно, что мельтешит сбоку. К нам подбегает одна из медсестер, которая оказалась неподалеку. За спиной слышатся панические причитания Евгении Климовны.
- Ангела! Как же так? Что случилось? На пару минут отошла…
- Бабушка идет, слышишь, - обращаюсь к Ангелине. Порывисто касаюсь пальцами ее макушки, поглаживаю шелковисты волосы. Не понимаю, зачем, но наклоняюсь и целую крошку в висок. Просунув одну ладонь ей под спинку, второй – придерживаю ножки.
- Где в таком случае ее мать? – не сдается Надя, но хватку ослабляет. Разрешает мне взять ребенка, быстро осмотреть и передать взволнованной родственнице.
- Мы научились бегать… Почти, - говорю непринужденно, пока Евгения Климовна усаживает внучку в коляску и фиксирует ремешками. - Первый блин комом, как говорится, но на следующем занятии попробуем обойтись без поцарапанных коленок. Да, Ангела?
Вместо ответа малышка сонно зевает, трет кулачком припухший носик и выглядывает из-за меня на Надю. С любопытством и неподдельным восхищением рассматривает тетю, которая спасла и утешила ее, искренне улыбается. В любой другой ситуации это выглядело бы мило, но здесь и сейчас… Я не хочу, чтобы жена травмировалась еще больше. Хватит с нее потрясений!
- Назар Егорович, помочь? – суетится подбежавшая медсестра.
- Будьте добры, проводите пациентов к воротам, - киваю на женщину с коляской. – До свидания, Евгения Климовна. О времени следующего приема я вам сообщу дополнительно.
- Спасибо, всего доброго, - покосившись на Надю, она разворачивает коляску и довольно быстро толкает ее к воротам.
Не спешу выдыхать. Рано. Впереди самое сложное: убедить жену, что Ангелина – всего лишь моя пациентка. Девочка, воскресившая в ней пагубные воспоминания о потерянной дочке.
Ищу Надин взгляд – и будто с разгона бьюсь в бронированное стекло.
Не поверит. Ни единому моему слову не поверит. Как тогда.
- Поднимайся, любимая, - неосознанно слетает с губ, но жена не придает этому никакого значения.
Послушно обвивает руками мою шею, позволяет перенести ее в коляску, пустым взором буравит отдаляющегося ребенка. В свою очередь, Ангелина будто чувствует, что на нее смотрят, оборачивается и свешивается из коляски, искренне и широко улыбаясь Наде.
- Придется вернуться в палату и переодеться. Ты же не поедешь в таком виде к сыну, - специально будоражу ее, напоминая о Назарке. Не реагирует.
Присаживаюсь напротив нее, заботливо стряхиваю пыль с одежды, накрываю ладонями разодранные колени, всматриваюсь в бледное лицо, похожее на гипсовую маску.
- Больно?
Ноль эмоций. Лишь одно короткое, хлесткое слово в ответ:
- Очень.
Длинные, изогнутые ресницы вздрагивают и опускаются. Апатичный, почти прозрачный взгляд медленно скользит вниз, на меня, целится в лоб, простреливает навылет – и возвращается к аллее.
Пытаюсь подобрать наиболее правильные фразы, чтобы отвлечь Надю, но в голове пустота. Я чувствую, как она закрывается от меня, и не могу этому помешать. Воображаемая дверь захлопывается намертво, когда до нас с запозданием долетает растерянный вскрик Ангелины:
- Ма-а?!
Надя дергается, как током пораженная. Привстает на руках и делает едва уловимое движение правой ногой, той самой, в бедре которой она сегодня почувствовала острый прострел. Записываю этот факт на подкорку, а сам фокусируюсь на психологическом состоянии жены. Лихорадочно вспоминаю рекомендации Жданова. Чертов мозгоправ мне бы пригодился сейчас.
- Наденька, - шепчу, сдерживая ее за талию. Жена наклоняется вперед, будто собирается сорваться с места и бежать, забыв о травме. – Поговори со мной. Куда ты?
- Назар, отдай мне ее, - рвано выдыхает мне в лицо, обдавая до боли знакомым ароматом жасмина со сливками. – Верни!
Следит за Ангелиной, не моргая, а по щекам стекают ручейки слез. Проклинаю себя за то, что вообще допустил эту ситуацию, и молюсь, чтобы Евгения Климовна как можно быстрее скрылась из вида вместе с внучкой. Она будто слышит мои мысли, спешно выходит за ворота и вызывает такси.
Минуты ожидания машины кажутся мне вечностью. И в то же время сердце неприятно щемит, будто я делаю что-то не так и упускаю важную деталь. Наверное, состояние Нади передалось мне, да и холодный, рассудительный врач внутри меня воскрес не до конца, когда он мне дико необходим. Мысленно провожу ему реанимацию.
- Дорогая, ты же понимаешь, что так нельзя? – мягко уговариваю дрожащую, как осиновый лист на ветру, жену. И заодно себя самого, точнее, ту мою часть, которая тоже прикипела к Ангеле. - Нельзя похитить чужого ребенка у его законной семьи. Даже если это милая девчушка возраста нашей дочери. Нельзя.
- Она не чужая. Она наша, я ее узнала. Как ты не видишь? – с возмущением лепечет Надя. Наконец-то, опускает взгляд на меня, и я хватаюсь за этот зрительный контакт, как за единственную связь
