Утро туманное - Вера Александровна Колочкова
Но все сложилось как сложилось. И она вовсе не жалеет… Вся жалость умерла давно. Вернее, она сама ее убила. А как иначе? Если б не убила, как бы смогла доченьку любить беззаветно, безусловно, напрочь забыв про себя?
Пока Семен ходил за вином, Артем успел положить ей в тарелку всяких вкусностей, проговорил почти требовательно:
– Ешь, Наташа, ешь. Тебе надо поесть. Ты очень бледная. Ну что это такое – ни кровинки в лице нет!
Он так это произнес – ни кровинки в лице… Так заботливо, что она чуть не заплакала. Почему-то себя жалко стало… Как давно, боже, как давно о ней никто не заботился! С тех пор как мама умерла… Правда, тетя Варя, Катькина мать, иногда о ней заботу проявляет, когда звонит… Но тетя Варя в основном на Катьку жалуется. Не нравится ей Катькин образ жизни. Внуков ей хочется, мужа хорошего для Катьки. Как и всякой матери, наверное. Еще все время повторяет – мол, ты молодец, Наташка, ты хоть для себя родила, пусть и без мужа! Трудно тебе, а ты терпи, потому что все правильно… И она тете Варе благодарна за эти слова. Пусть хоть такая, но поддержка.
– А вот и вино! – услышала она голос Семена. – Я вам налью сейчас и уйду, не буду мешать. Тем более у меня там дела… Приятного ужина, ребята!
Семен ушел, а она сидела не двигаясь, смотрела в тарелку. Есть и правда не хотелось. Даже такой вкусности не хотелось, как салат с крабами. И этого мяса непонятного, на вид сырого, тоже не хотелось… Смотрела на него почти с ужасом.
– Ты не любишь ростбиф? Здесь его очень вкусно готовят, поверь… – тихо удивился Артем.
– Я верю. Я обязательно попробую. Спасибо.
– Ну вот… Еще не съела ничего, а уже благодаришь. И давай-ка вина выпей… Тебе расслабиться надо. Ты слишком напряжена. Можешь лопнуть, как струна. Ну, пригуби хотя бы…
– А ты?
– А мне нельзя. Я за рулем. Я только есть буду. С утра голодный хожу, перекусить некогда.
– Тогда и я пить не буду! Что я одна… Сама с собой, как алкоголик?
– Ну, я могу с тобой чокнуться для приличия… Давай, давай, расслабляйся!
– Да как, как я могу расслабиться? Как, если я даже не знаю, где Лялька? И с кем… И что с ней… Нет, я не могу…
– Можешь. Если ты лопнешь от напряжения, Ляльке твоей от этого лучше не станет. Давай, давай… Считай, что это лекарство. Так надо, Наташ, поверь…
Голос его звучал спокойно и уверенно, и Наташа подумала устало – может, правда вина выпить… Взять и опрокинуть в себя весь бокал, и пусть он думает про нее что хочет. Может, и правда легче станет? Сам же говорит – как лекарство… А лекарство маленькими глоточками не пьют!
Вино оказалось таким вкусным, что, пока пила, пыталась вспомнить его название. Наверняка у них в супермаркете есть такое вино. Надо будет купить для Катьки…
Поставила пустой бокал на стол, победно глянула на Артема. Так вот тебе! Не надо было уговаривать!
– Молодец… А теперь поешь. Мне ж неудобно, я ем, а ты нет…
– Зато я пью. Забыла уже, когда в последний раз вино пила… А это мясо правда сырое? Или только выглядит так?
– Попробуй, узнаешь. Ты что, и впрямь никогда не ела ростбиф?
– Не-а… Ко мне вообще это слово очень применимо – никогда… О чем ни спроси, того я и не делала – никогда… Смешно, правда?
– Ну, я бы этого не сказал… Грустно скорее…
– Да отчего же грустно? Как есть, так и есть! Вот ты думаешь, я случайно этот драный свитер надела, да? Впопыхах? А вот и нет! Просто у меня другого свитера нет, понимаешь? Только этот! И приличной одежды не было никогда! Я ношу только то, что мне подруга отдаст, что ей самой уже надоело. Да, все так и есть. Все – никогда… О чем ни спроси – никогда, никогда…
Наташа чувствовала, что ее несет. Куда-то не в ту сторону несет, и остановиться уже не могла. Видимо, бокал вина так подействовал – открыл плотину ненужного откровения. Довольно болезненного откровения, как показалось. Еще и расплакаться может, вот уж совсем нелепо будет выглядеть… Зачем, зачем она выпила это вино? Зачем… Наверное, и правда поесть надо, а то еще что-нибудь такого наговорит, потом самой стыдно будет!
Мясо оказалось очень вкусным, и салат с крабами, и жареный сулугуни, и еще что-то незнакомое на тарелке… Все уплела, сама не заметила как. А еще не заметила, как Артем снова налил ей вина в бокал. И запротестовала, махнув ладонью:
– Ой, не надо, я не буду больше… И без того уж пьяная, несу всякую чушь.
– Тогда я должен тебе сказать, что ты очень даже грамотно несешь эту чушь. Правда. Литературно так… Читаешь, наверное, много?
– Да, читаю много. Правда, книги для меня – дорогое удовольствие, но я давно еще в библиотеку записалась. Это, слава богу, бесплатно. Меня уже там знают…
– А что читаешь?
– Да все подряд… Классику люблю, детективы, романы… Под настроение, в общем… Иногда всю ночь подряд могу с книгой в кресле просидеть. Понимаешь, я там живу, в книгах… Я там спасаюсь…
– От чего спасаешься?
– Да от этого самого «никогда» и спасаюсь. В моей жизни все «никогда», зато в книжной жизни все есть и все можно. Да, я там живу…
– А расскажи мне о себе, Наташ.
– В смысле? Я ж тебе уже все рассказала…
– Все, да не все. Ты мне только сказала, что трудно живешь, что одна дочь воспитываешь, что всю себя посвятила ей, живешь ради нее.
– Так все и есть… Чего еще-то? Я рано ее родила, восемнадцати еще не было, и с тех пор моей жизни у меня нет. Что еще надо рассказывать?
– Но ведь отец у твоей Ляльки есть? Кто он?
– А вот об этом я говорить не хочу. Тем более это не имеет никакого отношения к Ляльке. К тому, что она ушла… Будем считать, что нет у нее отца. Она и записана на мою фамилию, и отчество у нее дедушкино, Леонидовна. Отца моего Леонидом звали.
– Так ты что, еще в школе училась, когда…
– Когда забеременела? Да, еще в школе училась. В балетной. Между прочим, у меня впереди было большое будущее, меня в Мариинку танцевать брали… Да я ж тебе это рассказывала вроде! Не помню…
– А ты, значит, выбрала ребенка вместо большого будущего. Всем для него жертвовала, да?
– Да, и что? Ты так говоришь, будто осуждаешь меня за это…
– Да бог с тобой! Кто я, чтобы судить? Я просто понять хочу… Значит, ты с рождения Ляльки для себя определила, что ты теперь святая жертва? Что так будешь жить, да? Сознательно аскезу выбрала? Что для себя самой тебе ничего не надо? Ведь так?
– Да, так!
– Зато у Ляльки твоей все есть, правда?
– Да! – с гордостью произнесла Наташа, поднимая голову. – Да, у нее все есть! Не хуже, чем у других! Все условия! И одежда хорошая, и обувь, и все остальное! И телефон хороший, и ноутбук! Да если б мне денег хватало, я бы и в школу ее другую отдала, в более престижную! Да я бы все, все для нее…
– А себе? Что-нибудь себе не хотела бы оставить? – осторожно перебил ее Артем.
Наташа будто споткнулась, глядела на него с обиженным недоумением. О чем это он сейчас? Что значит – себе? Ведь она ясно ему объяснила, что для себя ей ничего не надо, что для дочери она всем готова пожертвовать! Что за вопросы он задает? Еще и лицо такое сделал… Будто осуждает ее! Странный какой, ей-богу…
– А о себе ты когда-нибудь думала, Наташ? – настойчиво повторил вопрос Артем. – Хорошо ли это, когда себя зачеркиваешь,
