Селянин - Altupi
Мать с отцом стояли у «Пассата» в пол-оборота к ним. Отец в тёплой куртке с цигейковым воротником положил локти на крышу машины и что-то говорил матери, которая зябко переступала с ноги на ногу и грела руки в карманах голубого, сшитого точно по фигуре пальто. Видимо, давно поджидали, раз замёрзли. Жаль, в сосульки не превратились.
— Запомни, ты залетела, — бросил, чуть повернув голову, Кирилл и уверенным шагом направился к родителям. Машка догнала его и взяла под руку. Идти стало неудобно, тесно, Кирилл не любил этих телячьих нежностей, девчачьих привычек, однако признал, что у Машки соображалка работает, парочки именно так и передвигаются.
Мать вертела покрасневшим от холода флюгером и увидела их за несколько секунд до того, как они подошли, или, возможно, обернулась на шелест шагов.
— Что вы тут делаете? — шмыгнув носом, спросил Кирилл. Остановился напротив повернувшегося лицом отца. Машка очутилась перед матерью, с ухмылочкой на неё посмотрела и надула большой пузырь. Жвачка с треском лопнула. Елена Петровна дёрнулась, будто её с ног до головы забрызгало розовыми ошмётками. Причём ошмётками с кислотой. Едва не начала отряхиваться. Кирилл засмеялся. Отец тоже видел эту нелепую пантомиму, облажавшуюся жену, хохочущего над ней сына.
— Кирилл, — посуровев, оборвал он, — веди себя нормально.
— А что я? — взметнулся младший. Бросил в него ответный непримиримый взгляд. — Так что надо от меня?
— Если Маша беременна, — вступила в разговор мать, осматривая поочерёдно её и сына, — нам…
— Ага, беременна, — поддакнула Машка. Перебитая на полуслове мать остолбенела, скривила идеально накрашенные губы и обратилась к сыну, демонстративно не принимая вероятную сноху в расчёт:
— Нам надо обсудить это.
— Зачем? — вопросил Кирилл. — Всё и так заебательски. — Вся его безответственность, попустительство были нарочито показными, он их отыгрывал с элементами прошлой беспечности. Только тяжкие вздохи и охи, намекающие, как обрыдли слежки и нравоучения, были по большей мере настоящими.
— Как зачем, Кирилл? — выпучила глаза мать. — Такие дела просто так не решаются!
На её крики заозиралась проходящая мимо группа девочек-первокурсниц. Какой-то пацан поднял телефон и, вероятно, включил камеру. Пританцовывающая от холода Машка его сначала отогнала отборным матом, потом достала из рюкзака тонкие дамские сигареты и, залихватски щёлкнув зажигалкой, закурила. Опомнилась, выплюнула жвачку под колёса стоявшей рядом с «Пассатом» заниженной «Приоре».
Мать от возмущения потеряла дар речи, так и застыла с открытым ртом. Отец реагировал с ледяным спокойствием. Ему происходящее тоже не нравилось, но в руках себя держать он умел.
Кирилл, проследив за действиями Машки, мысленно её похвалил, потом повернулся к остолбеневшим родителям.
— Да не ваше это дело, не ваше, — сказал он с отцовским спокойствием, но безапелляционно. — Наш ребёнок, мы и решим.
— Но время идёт! — встрепенулась от паралича мать, косясь на дымящую в сторонке девушку.
— Для чего? Для аборта? Говорю же — мы ещё не решили! И прекратите за мной шпионить!
— А её родители? — спросил отец.
— Машкины? Мы им не говорили ещё. Да им пофигу будет: от депутатского сына залетела же, а не от Васьки на «шестёрке».
Было интересно наблюдать, как вытягиваются родительские лица, жаль засмеяться было нельзя. Хотя, конечно, маменьке и папеньке этот вариант пришёл в голову одним из первых, но они всё равно пошли красными пятнами. Матери не помог даже слой пудры и тонального крема, она выглядела как пятнистая жаба. Жабой и была.
— Кирилл, — начала мать, и под гусеницами её танка затрещали ломающиеся деревья, — мы знаем, что ты действуешь нам назло, но необдуманными решениями ты можешь погубить себе жизнь. Ты ещё молодой для детей. Да и какой ребёнок у вас может родиться — посмотри, она курит! Больной, с пороками развития! Ты хочешь всю жизнь…?
Кирилл взревел, как разбуженный за два часа до весны медведь. Глаза налились кровью, пальцы сжались в кулаки.
— Теперь тебе Машка не нравится? — Он сделал шаг вперёд, наскочил на мать. Перестал контролировать свою злость, только где-то в подкорке зудело, что нельзя признаваться в истинных чувствах и намерениях. — Может, будешь мне сама подбирать, кого трахать? Кто достоин моего хуя, королева английская?
— Успокойся, Кирилл, — отодвигая за куртку, вступился отец. — Перестань орать и успокойся. Люди косятся.
— Да я спокоен, — махнув плечами, отпихнул его руки Кирилл, сбавил накал. — Заебали лезть в мою жизнь. За дурака меня считаете? Думаете, я не способен сам понять, что мне хорошо, а что плохо?
— Ты уже один раз оступился, — напомнил отец.
— А теперь расплачиваюсь. Много нормальных девок хотят с пидором мутить? Паша с Никитосом ведь всем распиздели, что я пидор. Был пидором.
— Скоро забудут, — сказал отец, мать кивнула. Своей тирадой Кирилл хотел перевести стрелки на них, сделать виноватыми в своих проблемах, но не тут-то было. Прожжённые политиканы смотрели сочувственно, но всё сожаление относилось к его несмышлёной дурости: «А ведь мы говорили! А ведь мы предупреждали!»
— Забудут, куда денутся? — согласился Кирилл, обернулся к задубевшей, мелко подпрыгивающей на месте Машке и снова к родителям. — Вы это… денег мне дадите? Я Машке подарок обещал… айфон последний.
— А не много ли ей? — выскочила мать.
— Жмотничаете?
— Нам твои увлечения дорого обходятся, — попрекнул отец.
— Вы про лечение? Уже оплатили?
Кириллу не ответили.
— Хорошо, вечером переведу тебе деньги, — внезапно засуетившись, вытаскивая и складывая обратно содержимое карманов, предпочёл откупиться отец.
Кириллу этого было достаточно, проблема с оплатой за спектакль решилась, хмурый день стал немного ярче. Он довольно гыгыкнул.
— Ого, нормально. Спасибище. — И, придвинувшись поближе, снова оглянувшись на греющую дыханием руки Машку, сказал: — Ладно, вы не думайте, мне этот ребенок тоже без надобности. Может, он и не от меня вообще… Но если вы опять будете лезть в мою жизнь, шпионить… подкарауливать… вот тогда и узнаете, как я могу назло. Машка ведь не парень, на котором я официально не могу жениться.
Кирилл в упор смотрел на мать, умоляя, чтобы она вняла угрозе. Гляделки длились мучительно долго, за это время можно было слетать на Марс, заложить там сад, собрать урожай и вернуться обратно. Наконец мать норовисто отвела глаза, зыркнула на мужа, тот дал молчаливое согласие. Конечно, это в первые секунды они растерялись, а потом бы покумекали на пару и тоже нашли бы действенный способ, как не дать жениться, избавиться и от безродной шалавы, и от её ублюдка. Но сейчас они спасовали. Возможно, поверили в его исповедь и проблески здравого смысла. В любом случае, взамен на
