Красивый. Родной. (не)Мой (СИ) - Милоградская Галина Luchien.
А если уйдёт? Если найдёт ту суку? Пелена перед глазами, как вспомню её выблядка. Да, Максим может её искать, ведь там сын, которого я не смогу ему подарить! Все мужчины мечтают о сыне, о наследнике. Что делать? Надо скорее связаться с Никитой, пусть все связи задействует, но найдёт её. А потом… Я решу, что с ней делать потом. Никто не должен стоять между мной и мужем! Никто и не посмеет встать!..
Из реанимации переводят через два, а может, три дня. Я не считала. Температура держалась под сорок, плохо помню это время. Но сегодня наконец проснулась с абсолютно ясной головой, как будто из затяжного похмелья вышла. Палата та же, за окном солнце, лежать надоело. Артур Керимович говорит, что потихоньку можно вставать, только самой пока лучше не подниматься.
— Могу позвать санитарку, чтобы она подстраховала, — предлагает, внимательно глядя на меня. Хочется помыться. Чувствую себя жутко грязной. И что, такой Максим увидит? Соглашаюсь, хотя хотела сделать свои первые шаги, опираясь на его руку. С помощью санитарки моюсь, переодеваюсь и довольно выдыхаю. Вот теперь самое время увидеться с любимым. Он ведь придёт?
Паника заставляет сердце забиться быстрее. Вдруг уже уехал? Бросил, потому что ребёнка больше нет? Телефон сел, пока лежала в реанимации. Хотя бы до трёх процентов зарядить, чтобы позвонить. Услышать его голос. Мама, наверное, тоже с ума сошла. Почему ко мне до сих пор никто не пришёл? Никогда не чувствовала себя настолько одинокой. Заброшенной. Открывается дверь, и счастье захватывает, поглощает – пришёл.
— Привет, — говорю и тяну руку. Максим слабо пожимает её в ответ, присаживается на край кровати, пристально смотрит. Да, понимаю, что выгляжу сейчас не очень, но скоро снова верну форму, ты ещё будешь мной гордиться!
— Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он тихо. Руку отпустил, и сразу стало холодно. Внутри тоже холод.
— Прости, — говорю, а слёзы моментально наполняют глаза. Конечно, я виновата. – Прости, что потеряла нашего малыша. Максим, как же я теперь…
— Ты не виновата. Я разговаривал с врачом, они сделали всё, что могли. Поэтому не вини себя.
— Нет! Я не сохранила его! Я так его хотела! – Над тем, что говорю, даже не задумываюсь, слова сами льются, как слёзы, потоком.
— Регин, — Максим вздыхает, — прости за то, что скажу, но думаю, всё, что случилось – к лучшему. Да, мне жаль, что ты потеряла ребёнка, но…
— Конечно, ты же с самого начала его не хотел! – от злости слёзы моментально высыхают. Надеялась, что это поможет нам, сплотит, как тогда, в первый раз, сплотило. – Значит, ты рад, да? Рад, что теперь можешь меня бросить? Правильно! Зачем тебе теперь нужна? Раз родить больше не смогу! Зачем нужна инвалидка?!
— Регин, ты же понимаешь, что это не так. Ничего не изменилось, мы бы всё равно развелись. И детей от тебя я больше не хотел. Мне жаль, что ты больше не сможешь родить, но жаль, потому что ты бы могла родить другому.
— Как легко ты говоришь о другом! Думаешь, я смогу любить кого—то сильнее, чем люблю тебя? – хватаю его за руку, стискиваю со всей силой. Ловлю взгляд. – Только ты мне нужен! И я никуда тебя не пущу!
— Не начинай, — морщится он. Пытается вырваться, но я держу крепко. – Когда вернёмся в Краснодар, подадим заявление в суд. Кроме встреч с Аделей мне от тебя ничего не нужно.
— У тебя вообще сердца нет?! Сейчас, когда так сильно мне нужен, бросаешь одну?
— Ты не одна. У тебя есть родители, есть брат. Пока лежала в реанимации, попросил не приезжать, но теперь тебя перевели, и завтра они будут тут.
— А ты?
— Я тоже останусь. – Он отводит глаза. Значит, всё же чувствует себя виноватым! Значит, шанс до сих пор есть!
***
Максим
Волновался эти дни за Регину, конечно. Не чужая, хоть и не любимая. Жалко её. Но и от облегчения не могу избавиться. Что бы там тесть ни говорил до нашего отъезда, моей вины в случившемся нет, как и вины Регины. Так наверху распорядились. С Артуром при встрече говорили только на тему состояния жены, Алину пока не видел, но к Илюшке несколько раз приходил. Пусть сперва Регину стабилизируют, потом буду решать свои проблемы. Когда её переводят в палату, выдыхаю, отчитываюсь перед тёщей и собираюсь с мыслями, чтобы донести до Регины реальность. Вижу – не дошло, что это конец. Так и будет цепляться до суда, чувствую, там будет то ещё представление. Главное – отстоять встречи с дочкой, а истерики пусть катает, переживу. Выхожу из палаты и почти нос к носу сталкиваюсь с Вероникой. Она удивлённо поднимает бровь, но ничего не говорит. За её спиной несколько врачей, среди них Алина. Впервые видимся после того разговора. Сердце ноет. Она равнодушно отводит взгляд, отворачивается, как будто не знает, проходит мимо.
Тянет за ней, но остаюсь на месте. Только когда уходит, снова начинаю дышать. Иллюзий не осталось, вместе мы уже не будем. Была бы хоть малейшая возможность заслужить её прощение, на коленях бы ползал, но такой возможности нет. Просить, умолять – унижать её, не себя.
Тёща приезжает на следующее утро, тесть не смог из—за работы. Провожу до палаты и оставляю, без меня будет о чём поговорить. Скоро Регину выпишут, до этого надо встретиться с Алиной. Подобие повода заглянуть в отделение УЗИ есть – я же могу искать врача, чтобы… Да почему должен объяснять? Просто спрошу, где её найти. Номер её кабинета называет первая встречная медсестра. Выдыхаю, прежде чем постучать и войти. Такая знакомая картина: она сидит за столом, заполняет бланки. Сколько раз так приходил в поликлинику? Иногда просто сидел и смотрел, как работает, а потом вместе домой шли. Несколько секунд молчим, потом она говорит:
— Сочувствую вашей потере.
Не язвит, не злорадствует, просто жалеет. Но таким тоном могла бы любому сказать. Любому чужому человеку.
— Спасибо, — отвечаю сухо.
— Зачем пришёл?
— Я хочу увидеться с Ильёй. Он – мой сын, и я имею право принимать участие в его жизни.
— Хорошо, — неожиданно легко соглашается она. Хмурюсь. В чём подвох? – Я долго думала об этом и поняла, что не имею права лишать Илюшку отца. Он очень по тебе скучает. Сегодня после садика можешь его увидеть.
От неожиданности теряю дар речи. Готовился к битве, а мне просто открыли ворота в крепость.
— Спасибо, — говорю растерянно.
— Если это всё, можешь идти. Увидимся в семь у садика. Ты ведь знаешь, где он.
Артур уже рассказал, кто бы сомневался. Хотя, наверное, надо спасибо сказать. Может, это он повлиял на её решение.
— Алиночка, прими девочку. Знаю, не записывали, но надо её сейчас осмотреть.
Оборачиваюсь – в дверях стоит Вероника. Узнав меня, вдруг широко улыбается.
— Конечно, пусть заходит. – Алина смотрит на меня, потом, выразительно, на дверь. Встаёт и отходит к кушетке, достаёт свежую простыню. Делать тут больше нечего, вечером поговорим. Не успеваю выйти – входит Регина, за её спиной тёща.
— Максим? Что ты тут?.. – начинает Регина. Сегодня к ней ещё не заходил, только поздоровался, и тут же ушёл.
— Проходите, ложитесь, — говорит Алина. Взгляд Регины перескакивает с меня на неё и загорается.
— Ты! Шлюха! И ты здесь?!
Глава 22
Алина
От крика закладывает уши. Я даже отреагировать не успеваю – Регина хватает ножницы, лежащие на столе, и бросается с криком:
— Это всё ты виновата! Сдохни уже!
Острая боль пронзает плечо, Максим с силой оттягивает Регину, я смотрю на ножницы, на пятно, расплывающееся по халату, и машинально фиксирую травму.
— Ты всё разрушила! Уничтожила мою семью, убила моего ребёнка! Всё ты! Сука! Ненавижу!
Регина бьётся в истерике, Вероника выбегает из кабинета, я до сих пор не могу пошевелиться. Боль из острой становится тупой, ножницы вошли неглубоко, но придётся походить с повязкой. Смотрю на всё, как со стороны.
— Региночка, родная, успокойся, — причитает женщина, пришедшая с ней. Скорее всего, мать.
