Красивый. Родной. (не)Мой (СИ) - Милоградская Галина Luchien.
— Максим, — представляюсь машинально. Голова туго соображает, шестерёнки едва вращаются.
— Алина у нас недавно, мне просто хочется узнать о ней от друзей. Или вы?.. — Вероника всматривается слишком пристально и вдруг понимающе улыбается. — Вы — отец её сына, да? Он очень на вас похож. Хорошенький мальчик.
— Вы его видели?! — Как он там, родной мой? Столько времени не виделись, подрос, наверное. Узнает?
— Конечно. Он в наш садик ходит. Хотите, провожу?
Алина просила не подходить к Илюше, но может, хотя бы издалека посмотрю, когда он на прогулку пойдёт. Пусть между нами всё кончено, но от сына не собираюсь отказываться.
— Провожать не обязательно, просто скажите, куда идти. Не хочу вас отвлекать.
— Мне не сложно, я как раз в ту сторону иду.
Хочется бежать, вместо этого приходится подстроиться под неторопливый шаг Вероники. Совсем скоро его увижу, не верится!
— Выходит, вы — бывший муж Алины? Простите, это, конечно, не моё дело…
— Не ваше. — Не нравится мне это желание пробраться под кожу. Зачем ей так надо знать о нашем прошлом? Сперва не подумал, слишком поглощённый окончательным разрывом с женщиной, которую до сих пор люблю. Не хочу доставлять ей неприятности своей откровенностью. Надеюсь, это просто любопытство.
— Она — очень хороший человек и замечательный специалист, но про себя мало рассказывает. Где жила, чем жила… Простой интерес, не подумайте ничего плохого.
Молчу. Хоть и служу в мужском коллективе, несложно представить, что может твориться в женском. Хотя в поликлинике, где Алина работала, люди были хорошие, никогда на них не жаловалась. Здесь, видимо, так же.
— Вы приехали за ними, да? — снова заводит Вероника. — Алина сперва была такой печальной… Вам, наверное, неприятно видеть её с другим.
Интерес начинает проясняться. Она заинтересована в том враче, а не в Алине. Да, я хотел бы их забрать и скрыться с радаров навсегда. Только даже если в багажник суну и увезу, сбежит. Или нет?..
— Алина увела вашего мужчину? — бью наугад, но попадаю точно в цель. Спокойное лицо искажается в некрасивой гримасе, но та моментально исчезает. Вероника смотрит прямо между собой, отвечает ровно:
— Нет. Но Артур — мой друг, хочу быть уверена, что он в надёжных руках.
Даже представлять их вместе не хочу, тем более, в одной постели. Но, судя по тому, как он на неё смотрит, секс у них есть. Кулаки сами собой сжимаются. Он трогает её, целует, а я даже рядом постоять не имею права! С трудом возвращаю самообладание, понимаю — всё это время Вероника внимательно смотрела. Говорю сухо:
— Я рад, что у них всё хорошо. Не волнуйтесь, Алина — замечательная женщина.
— Вы до сих пор к ней неравнодушны, но при этом она ушла. Сама бросила? Но с таким печальным лицом, какое у неё было вначале, не поверю, что это так.
— Вас это не касается. Скажите мне, где садик, я сам дойду.
— Не хотела давить, простите, если так показалось. Прямо по дорожке, налево до кипарисовой аллеи, там увидите. Приятно было познакомиться.
Она уходит быстро, как будто я погонюсь. Делать больше нечего. Разговор оставляет неприятный осадок, который растворяется в предвкушении встречи. До обеда примерно час, дети гуляют на площадке. Их немного, поэтому Илюшку нахожу быстро. Как же вырос! Останавливаюсь за деревом, с тоской смотрю на счастливую улыбку. Так хочется схватить, прижать к себе, услышать заливистый смех и тихое «папа»… Раньше надо было думать. Рвать с Региной, уходить. Конечно, легко рассуждать сейчас, когда время безнадёжно упущено.
— Вам лучше уйти.
Артур подошёл незаметно, я даже вздрогнул от неожиданности. С чего взял, что может за меня решать, что делать или нет?
— Я знал, что вы придёте сюда, — продолжает тихо. Что она в нём нашла? Чем я хуже? — Вы сейчас нужны жене.
— Они тоже моя семья, — цежу, едва сдерживаясь. Охуевший мужик. Своих детей пусть растит, а чужих не смеет трогать!
— Ты реально так считаешь? — усмехается, а у меня кулак чешутся вмазать. — Смирись, они к тебе не вернутся. — Он наклоняется ближе, смотрит в глаза. — Я их не отпущу.
Рука против воли взлетает. Вцепляюсь в воротник белого халата, стискиваю зубы. Он даже не дрогнул, продолжает смотреть, как ни в чем не бывало.
— А это мы ещё посмотрим.
— Какой же ты жалкий мужик, Максим. Как собака на сене. Алина уже сказала тебе «нет», думаешь, я не знаю? — Артур вдруг меняется в лице, злобно тянет: — Я за каждую её слезу, что по тебе, мудаку, пролила, убивать готов. Медленно на кусочки резать. Поверь, со скальпелем обращаться умею, будет больно. Очень, очень больно.
— Угрожаешь? Кому? Офицеру?
— Ублюдку, жившему на две семьи, — выплёвывает он. Мои руки опускаются. Слабость охватывает тело, злость испаряется, оставляя горечь. Отступаю, взгляд обращается к забору, за которым воспитатели уводят детей на обед и дневной сон. Это то, что мне осталось: смотреть на него так, украдкой? Непривычный звук отвлекает внимание. На ремне Артура пищит пейджер. Опустив взгляд, он с силой выдыхает.
— Это твоя жена. Настоящая жена, понимаешь, не фиктивная!
Он срывается с места, я, помедлив мгновение, за ним. Не переживал за Регину, она ведь в руках профессионалов, но страх против воли начинает расти. Если бы всё было хорошо, Артур не выглядел бы таким серьёзным. Ещё утром медсестра сказала, что волноваться не о чем, тогда почему он бежит?
В реанимацию меня не пускают, да и нечего там делать. Текут минуты, из-за двери не доносится ни одного звука, но вот они распахиваются, вывозят каталку. Регина бледная, врачи вокруг сосредоточенные.
— Куда вы? — спрашиваю, когда Артур проходит мимо.
— В операционную, ждите, — бросает он, уходя.
Глава 21
Регина
Прихожу в себя долго, муторно. Голоса вокруг то удаляются, то звучат совсем близко, но открыть глаза никак не получается, хотя в голове постепенно проясняется. Молнией пронзает воспоминание об острой боли, окончательно прихожу в себя.
— Проснулись? – рядом возникает улыбчивое лицо. Кажется, медсестра. – Я сейчас позову врача.
Обвожу взглядом стены – до сих пор в реанимации. Это же значит, что ничего непоправимого не случилось? Приходит врач, по его лицу ничего не сказать.
— Как самочувствие? – спрашивает, останавливаясь у кровати. – Сейчас может быть слабость, вы потеряли много крови, пришлось делать переливание.
Язык прилип к нёбу. Это же… нехорошо, да? Не могу ни слова произнести, сердце колотится, аппарат слишком громко пищит над ухом.
— Мы не смогли сохранить ребёнка, — с тяжёлым вздохом произносит Артур Керимович.
В первый раз слышать это было гораздо больнее. В глубине души я была готова к такому исходу. С самого начала этот ребёнок был средством к достижению цели. Может, это к лучшему. Мы с Максимом заведём ещё одного, на этот раз по любви, желанного. Он будет его хотеть, любить. А этот…
— Это не всё, — серьёзно продолжает Артур. – Состояние было критическим. Нам… пришлось удалить матку, мне очень жаль.
— Что?! – выдыхаю. Мозг отказывается соображать, внутри всё застывает. Это как? Как так? Почему?
— Придатки на месте, гормональный фон не нарушится, в этом плане можете не переживать. Скоро мы переведём вас в палату, отдыхайте.
Толку мне от этого фона, если я больше не смогу родить?! Если стала инвалидкой, неполноценной женщиной! Будет ли такая нужна Максиму? Меня оставили одну, замечаю это не сразу. В висках пульсирует, слёзы текут по щекам. Поворачиваю голову, смотрю на высокое, почти под потолком, окно. Уже вечер. Чувство, что вся жизнь разом рухнула. Темнота накрывает плотным тяжёлым одеялом, в следующий раз открываю глаза глубокой ночью.
Ребёнка нет и больше не будет. Здесь, в тишине и темноте палаты могут быть честна перед собой: ведь с самого начала его не хотела. И рожать больше не собиралась, только из—за Максима… Только из—за него. Но может, так даже к лучшему: пусть любит такую. Будет рядом, потому что хочет сохранить нашу семью. Он ведь не бросит меня теперь! Как можно бросить? Мысли лихорадочно скачут, толком не могу ни за одну зацепиться. Мне нужен Максим, только он, никого больше не надо. Скорее бы в палату, увидеть его, почувствовать тепло руки. Он меня любит, точно знаю. Не уйдёт.
