Вечно ты - Мария Владимировна Воронова
Родители в принципе остались довольны вечером у Анютки. В том, что Вера понравилась потенциальному жениху, никто не сомневался, она выглядела отлично и вела себя именно так, как нужно, чтобы поразить в самое сердце человека с единственной извилиной в голове, и то эта извилина не что иное, как мозоль от фуражки.
Немного смущала кандидатура избранника, бабушка сразу определила его в грубые и тупые мужланы, мама возразила, что поскольку Вера очень умная, даже слишком умная для женщины, то ей, по закону единства и борьбы противоположностей, как раз нужен муж смелый и тупой. Папа благоразумно сохранил нейтралитет, заметив, что, как бывший старшина и нынешний сугубо гражданский человек, в принципе недолюбливает генералов. Конечно, ему бы не очень хотелось, чтобы в семью вошел такой недалекий и дурно воспитанный человек, но что поделаешь, других сейчас нет. Отрицательная селекция, устроенная большевиками, свое дело сделала.
Мнения Люды никто не спрашивал, и она промолчала о своем маленьком приключении с генералом. Оно, конечно, ничего не значило и никуда не вело, но это было первое в жизни ее собственное воспоминание, не разделенное ни с кем, даже с бабушкой, которой она поверяла все.
Естественно, Люда не питала никаких романтических надежд, просто было приятно иногда о нем подумать, вспомнить, как он отряхивал ее пальто своей перчаткой, как смеялся над своими неловкими промахами, и чтобы при этом никто не объяснял ей, что генерал имел в виду на самом деле.
Люда искренне желала Вере успеха, хотя становилось немного грустно оттого, что сестра уедет жить в Москву, к месту службы мужа. Конечно, они и в детстве не были лучшими подругами, слишком разные характеры, разные интересы, да и разница в пять лет долго давала о себе знать. Вера жила ярко, на острие событий, а Люда смирно сидела в своей мышиной норке, какая тут дружба, но старшая сестра всегда заботилась о ней, выручала в трудные моменты, даже покрывала мелкие грешки младшей, за что ей влетало еще посильнее, чем Люде непосредственно за грешок. Однажды летом бабушка уехала в санаторий, а родителям предложили экскурсию в Пушкинские Горы, где они давно мечтали побывать. Сестры остались дома одни, и Вера, учившаяся тогда на третьем курсе, устроила дома небольшой прием. Ничего предосудительного, никаких оргий, просто сокурсники попили чаю с тортиком и одной бутылкой вина на пятерых, весело поболтали и разошлись. Загвоздка состояла в том, что Вера выкрутила светскость на максимум и подала чай в дорогом фарфоровом чайнике, а не как обычно. Люду честно приглашали к столу, она отказалась сама, зная, как обременителен посторонний человек в теплой компании, поэтому никакой обиды не чувствовала. Тем более что тортика ей оставили целых два кусочка, один из них с центральной розочкой.
Когда гости ушли, она с удовольствием помогла Вере прибраться, помыла прекрасный чайник, поставила на стол, чтобы позже вытереть и убрать, и тут какой-то черт дернул ее освежить плиту. Увы, сработал непреложный закон природы, гласящий, что холодная крышка на кастрюле выглядит точно так же, как и горячая.
Поскольку Люда сидела у себя в комнате, то не знала, что девочки варили глинтвейн, и схватилась за чугунный диск, лежащий на конфорке для более равномерного нагревания сковороды, голыми руками.
Он оказался таким горячим, что она рефлекторно отбросила его, чертов диск пролетел по столу и ударил прямиком в чайник.
Люда замерла в ужасе. Прибежавшая на звон Вера тоже замерла. Сестры почувствовали ледяное дыхание неминуемой гибели как никогда близко.
– Это я виновата, – сказала Вера, – взяла без спросу, мне и отвечать.
– Но разбила-то я, – промямлила Люда.
Тут они отважились посмотреть на масштаб разрушений, и сквозь грозовую тучу безысходности пробился робкий луч надежды. От соприкосновения с диском чайник непостижимым образом остался цел, если не считать мощной пробоины ниже ватерлинии. Но если повернуть другой стороной, то ее было совершенно незаметно. Вооружившись тюбиком клея «Момент» сестры поставили на место крупные осколки, а сам чайник водрузили на верхнюю полочку буфета пробоиной к стене. Чай из красавца все равно почти никогда не пили, а пыль тоже никто кроме Люды туда не лазал вытирать. Так чайник прекрасно себе простоял пару лет или даже больше, но потом правда все-таки вскрылась.
Бурю, устроенную родителями, Люде до сих пор было страшно вспоминать. Мама с бабушкой разводили их по разным комнатам, выбивали признание, буквально как полицейские в американских детективах, которые Вере иногда давали почитать в издательстве. Но сестры держались стойко и не выдали друг друга, поэтому дыра в чайнике так и осталась для родителей непостижимой загадкой наподобие Стоунхенджа.
В общем, на Веру всегда можно было положиться, и Люда надеялась, что с годами разница в возрасте сгладится и они станут настоящими подругами, будут проводить вместе много времени, и в конце концов она, если так и не встретит своего счастья, найдет приют в Вериной семье. Но если счастье Веры в Москве, то ничего не поделаешь.
Только время шло, а генерал никак не давал о себе знать. Хуже того, не объявлялась и Анютка. Вера не подавала виду, но Люда чувствовала, что она тяжело переживает это поражение, и мучилась, что никак не может помочь. К сожалению, ситуация была из серии, когда, что ни делаешь, сделаешь только хуже…
Тут из больничных ворот вышла Варя, и Люда очнулась от воспоминаний.
– Ну как он?
– Да как обычно, – пожала плечами Варя, протягивая Люде пухлый конверт, – бодр, свеж, полон сил. Так говорит, по крайней мере, а что там у него на душе творится, поди знай. По тебе очень соскучился, говорит, все бы отдал, лишь бы повидаться.
Они сели в машину. Люда на секунду заглянула в конверт, выхватила глазами «целую тебя всю», покраснела и быстро спрятала письмо в сумочку. Было неловко читать такое рядом с его дочерью.
– Слушай, а может, ты все-таки к
