Утро туманное - Вера Александровна Колочкова
Дом на Советской оказался старой «хрущобой» с раздрызганным подъездом, изукрашенным неприличными надписями на стенах. Пахло кислой капустой и кошками, из открытой двери в подвал несло тухлой сыростью. И дверь в Сонькину квартиру была обита рваным дерматином, будто его резали тупым ножом. Наташа произнесла недоверчиво:
– Надо же… Такое только в старых фильмах можно увидеть. Я и не думала, что сейчас так живут…
– Да всяко живут, – пожал плечами Артем. – Всяко… И богато, и бедно…
– Да дело ведь не в бедности, правда? Можно ведь хотя бы подъезд помыть… Чтобы так не воняло…
– Ладно, не будем привередничать. Будем работать с тем, что есть, – проговорил Артем, нажимая на кнопку звонка.
Однако звонок не работал. Артем постучал в дверь сначала вежливо, потом уже громче и требовательнее, пока они не услышали недовольный голос:
– Да иду, иду… Кого там еще принесло на ночь глядя?
Дверь открыла женщина в старых трениках и замызганной футболке когда-то голубого цвета, уставилась на них недовольно. Было заметно, что ей трудно сфокусировать взгляд, да и запах перегара от нее шел такой, что поневоле захотелось сдержать дыхание.
– Вам кого, любезные? Заблудились, что ли? Зачем в дверь колотить, она и без того на честном слове держится!
– Нет. Мы не заблудились. Нам Соня Кошкина нужна. Здесь она проживает? – спросил Артем деловито.
– Здесь, где же еще… А вы хто? Я вас не знаю… Вы из полиции, что ль?
– Ну почему сразу из полиции… Нет, мы не из полиции, не бойтесь. Нам просто поговорить с Соней надо, и все. Вы ее мать?
– Да! Я ее мать! А хто ж еще? Самая что ни на есть мать…
– Можете ее позвать?
– Так идите в ее комнату, она там… Заперлась, как всегда. Мать родную видеть не хочет. Не нравится ей мать, больно уж некультурная. Превратила квартиру в коммуналку, отделилась от нас… Обижается… Будто у матери не должно быть своей жизни, надо же…
Женщина все причитала, пока шла по коридору до Сониной комнаты, и чувствовалось, что обида на дочь у нее застарелая, накопленная со временем. Чуть забежав вперед, постучала в дверь комнаты, проговорила почти торжествующе:
– Сонька, к тебе тут пришли! Открывай давай! Опять чего-то натворила, наверное! Слышь, Сонька?
За дверью было тихо, и Сонькина мать проговорила недовольно:
– Опять, поди, в наушниках сидит, музыку свою дурацкую слушает… Музыка-то ведь дороже матери, это понятно. Надо сильнее стучать…
Развернувшись, женщина заколотила ногой по двери, приговаривая с остервенением:
– Сонька, открывай, слышь! Люди ждут, неудобно!
Дверь неожиданно открылась, и Сонькина мать повалилась назад, но удержалась-таки, ухватившись руками за косяки. И снова напала на Соньку:
– Чего не открываешь-то? Я из-за тебя чуть не…
Матерное слово выскочило от души, и женщина прикрыла рот, неловко засмеявшись. А Сонька и бровью не повела. Смотрела на гостей довольно спокойно, ничему не удивляясь.
Была она странной внешности – и впрямь похожа на кошку. Только не на домашнюю выхоленную кошечку, а на бродячую, неказистую и худую. Личико маленькое, с узким подбородком, прыщавое, глаза горят злым зеленым огнем. И ростом Сонька не вышла, выглядела недокормышем.
– Вам чего? Вы кто вообще? – выстрелила таким же злым вопросом, с презрением глянув на мать.
– Сонечка, милая, нам с тобой хотелось бы поговорить… Просто поговорить, и все… – затараторила Наташа, приложив руки к груди. – Мы ничего плохого тебе не сделаем, правда… Я мама Оли Воронцовой, знаешь такую? Она из параллельного класса…
– Ну, знаю, допустим, и что? – настороженно ответила Сонька.
– А где…
Артем не дал ей спросить, выступил вперед, проговорил миролюбиво:
– Сонь… Можно мы хотя бы в комнату войдем, а? Что ж мы в дверях-то? Можно?
– Ну проходите, чего уж… Раз пришли… – разрешила Сонька, отступая.
Наташа с Артемом вошли, огляделись, где можно присесть. Сонька перед матерью хотела закрыть дверь, но та ей не дала, навалилась плечом, закряхтела сердито:
– Что ж это делается, осспади… При чужих-то людях так с родной матерью… Что люди обо мне подумают, а? Я ж имею право, я тебя воспитываю… Я все равно не уйду! Отойди от двери, зараза такая! Ну?
Сонька махнула рукой, сдалась. Только ее маленькое личико стало еще более злым. И голос прозвучал недовольно:
– Садитесь на диван… И говорите скорее, что вам нужно. Некогда мне…
– Ты чего так с людями разговариваешь, а? – не унималась родительница, заполняя комнату Соньки запахом перегара. – Видишь, какие приличные люди пришли… Хорошо, что хоть комната у тебя такая… Нормальная комната, в общем…
Наверное, Сонькина комната и впрямь выглядела оазисом в этой квартире. Небогато в ней было, но уютно. Стены, обклеенные постерами с портретами рок-певцов, стол со старым компьютером, диван под клетчатым пледом, тканый домашний коврик на полу. На окне шторы не было, но зато стекла хорошо промыты. И никакого беспорядка, вся одежда убрана в шкаф.
– Оззи Осборном увлекаешься, Сонь? – с улыбкой спросил Артем, указывая глазами на постер.
– Нет. Мне Пол Роджерс больше нравится, – хмуро ответила Сонька.
– Да я уж, знаете, ругала ее за это… – снова затараторила Сонькина мать, будто оправдывалась за вкусы дочери. – Что это за мода такая – этаких страшенных мужиков на стенки клеить? Ночью проснешься – испугаешься! Будто им наших певцов мало, ведь правда? У нас ведь такие хорошие певцы есть, любо-дорого и поглядеть, и послушать! Я вот тоже музыку очень люблю…
– Заткнись, а? – едва сдерживаясь, проговорила Сонька. – Или вообще выйди отсюда! Ну что тебе здесь, скажи? Говорят же – ко мне пришли… Не позорь меня, ради бога!
– Вот, вот, люди добрые, посмотрите… – тут же запричитала Сонькина мать. – Посмотрите, как родная дочь с родной матерью разговаривает! Видать, мало я тебя в детстве била, если такой хамкой выросла!
– Ты меня много била. Сколько я себя помню, столько и била, понятно? И сожители твои тоже били. И если ты сейчас же не замолчишь, я пойду и заявление в полицию на тебя напишу. И на сожителя твоего напишу. Хочешь?
– Ой, уж и слова сказать нельзя… – испуганно всхлипнула женщина, но замолчала и даже рот закрыла рукой, выпучив размытые хмелем глаза. Так и стояла, прижав ладонь ко рту, застыв у двери, как солдат на посту.
– Все, теперь можно поговорить… – констатировала Сонька, усмехнувшись. – Минут на двадцать точно хватит… Так о чем вы меня хотите спросить?
– Да, Сонь… Мы хотели спросить… Может, ты знаешь, где сейчас Оля? Просто она дома не ночевала, и я очень беспокоюсь… Вот даже пришлось к частному детективу обратиться… – указала Наташа рукой на Артема.
– Вы частный детектив? Прикольно… – блеснула глазами Соня и наконец улыбнулась. – С частным детективом я еще ни разу не общалась.
Улыбка у нее тоже была некрасивой, зубки росли косенько, но все равно серое личико посветлело, смягчилось. И смотрела она теперь только на Артема. Наташа, похоже, мало ее интересовала.
– Сонь, скажи… Может, ты что-нибудь знаешь? Где Оля? – вслед за Наташей спросил Артем.
– Не, не знаю… Откуда? Я с ней даже не общаюсь. Я же из другого класса. Это вам у Ксюхи надо спросить… Вроде она с ней дружит. А так, насколько я знаю, у Ольки друзей в школе нет… Она как-то сама по себе. Да и с Ксюхой дружила потому, что та ей домашку списывать давала.
– А мы были у Ксюши, Сонь. Она сказала, что видела, как ты подходила к двум парням, которые к Оле приходили.
– Ну, подходила… И что?
– Ты их знаешь? Как их зовут?
– Ваще не знаю. Я просто так к ним подошла, познакомиться хотела. Я знаю, что эти парни из Олькиной тусовки… Вот и подумала – почему Ольке можно, а мне нет? Я что, хуже? А они меня вежливо так отфутболили… Обидно, конечно. Лучше бы уж прямо послали… Видать, мордой не вышла. Конечно, куда мне…
– А почему ты так хотела именно в эту тусовку попасть, Сонь?
– Ну, не знаю… Там нормальные ребята, крутые. Они рок любят. Мотоциклы любят. Но они там, как бы это сказать… Продвинутые слишком… У всех родители нормальные, хаты… Я даже не знаю, почему они Ольку в свою тусовку взяли… Может, потому что она балетом занималась, танцует классно.
