Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва
Гибкой, сексуальной незнакомкой…
Его пальцы медленно скользили по чужой спине, задевая молнию. Этот момент растягивался, как вечность, унося меня куда-то далеко-далеко, где было холодно, больно и одиноко.
— Давид, — голос дрогнул, а мир вокруг будто перевернулся.
— Выйди, — он даже не обернулся. — Не мешай нам.
Дверь перед моим побледневшим лицом закрылась с грубым щелчком…
ГЛАВА 2
Сквозь туман я увидела свекровь. Она материализовалась в холле, будто джинн из старинной лампы.
Величественная, затянутая в роскошное платье цвета индиго, расшитое золотыми нитями. Бриллианты в её ушах сверкали как осколки льда, а на шее искрилось колье, которое, как говорили, принадлежало еще наложницам султана.
— Подглядываешь?! Невоспитанная девчонка!
Айлин двигалась ко мне, покачивая пышными бёдрами, торжествующе улыбаясь.
Ее улыбка была слаще сахарной ваты и ядовитее кобры. В ней отчётливо читался триумф и презрение.
Дверь спальни распахнулась. Они вышли вместе — словно идеальная пара с обложки журнала.
Она — воплощение восточной красоты: смуглая кожа, огромные черные глаза, обрамлённые длинными ресницами, точеная фигура, достойная мраморных статуй в саду. Мое платье сидело на ней как влитое, подчеркивая каждый изгиб стройного тела.
А рядом — он. Мой муж. Чужой и знакомый одновременно.
Властный и красивый в своем неизменном черном костюме, который делал его похожим на пантеру, готовую к прыжку. Его идеально уложенные черные волосы поблескивали в свете хрустальных люстр, а в глазах застыло что-то новое, чего я раньше не видела. Или не хотела видеть.
— Какая прекрасная пара! — защебетала Айлин, доставая телефон, из расшитой бисером сумочки. — Ясмина, дорогая, чуть ближе к Давиду! Да, вот так... О, вы просто созданы друг для друга! Как жемчуг и золото, как луна и звезды!
Ясмина.
Это имя, той… незнакомки, которую одевал мой муж, после того… как раздел, видимо.
Пока я гуляла с нашей дочкой, он занимался чем-то поинтересней!
Я смотрела, как она грациозно прижимается к Давиду — с той особой уверенностью женщины, знающей свое место в мире, как ее изящные тонкие пальцы, унизанные золотыми кольцами, ложатся на его плечо. Как она запрокидывает голову, смеясь его словам.
— Отойди, — бросила мне свекровь, даже не глядя в мою сторону. — Ты портишь кадр.
Я попятилась к стене, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги.
Это не может быть правдой.
Это кошмарный сон...
— Давид, — сглатывая, потребовала я. — Что происходит?
Его взгляд скользнул по мне — холодный, чужой, опасный. Где тот мужчина, который еще неделю назад шептал мне, что я его солнце, луна и звёзды… я — делаю его холодное сердце живым.
— Мы опаздываем на важное мероприятие, — отрезал он. — Поговорим позже.
— Позже? — я шагнула вперед, уже не сдерживая слез. — Ты наряжаешь другую женщину в моё платье, уединившись в нашей спальне, и всё, что ты можешь сказать — "поговорим позже"?
— Не устраивай сцен, — его голос стал опасно тихим. Таким тоном он обычно разговаривал с провинившимися подчиненными. — Не при гостях.
— Гостях? — мой смех больше походил на всхлип. — В моей спальне?
— В спальне моего сына, — вмешалась Айлин. — В нашем доме. Где ты всего лишь... временная гостья.
Давид взял под локоть девицу и они быстро ушли, оставив меня стоять посреди холла — растерянную и разбитую, пытающуюся хоть как-то прийти в себя после увиденного.
Я не понимала, что происходит…
Давид мне изменяет?
Он нашёл другую?
Статную, богатую, из знатного рода, “свою” удачную партию.
Я же, как шепталась за спиной Айлин обо мне с подругами, всегда была неудачной.
Помехой, ошибкой сына, оскорблением их сильной крови.
Недостойной быть частью их большой состоятельной семьи.
Её каблуки выбивали по мрамору безжалостный ритм, словно отсчитывая удары часов перед казнью.
— Наконец-то! — свекровь повернулась ко мне, и её глаза победно сверкнули. — Наконец мой сын одумался и поступил правильно! Вернулся к своим корням, к своему кругу.
Она подплыла ближе, окутав меня облаком своих дорогих духов — терпкий аромат уда смешивался с розой и амброй. Тот самый парфюм, который она называла "ароматом достойной женщины".
От удушающего запаха к горлу подступила тошнота, а может, от осознания того, что происходит.
— Ты же не думала, что это продлится вечно? — ее голос сочился ядом. — Что мой сын, наследник одной из самых влиятельных семей Турции, всерьез воспримет брак с какой-то русской девчонкой? Да к тому же простушкой!
— Мы женаты четыре года, — прошептала я. — У нас есть дочь…
Айлин рассмеялась — холодно и резко.
— Четыре года? И ты думаешь, это что-то значит? — она поправила тяжелое колье на шее змеиным движением. — Тебе в этом доме никогда не были рады. Ты ему не пара, вы из разных миров, разных сословий. Ты даже не представляешь, кто мы такие. Давид многое от тебя скрывал! Ты… всего лишь была его игрушкой.
Она сделала паузу, наслаждаясь моим замешательством, как гурман наслаждается редким деликатесом.
— Они с Ясминой скоро поженятся — по-настоящему поженятся, не та жалкая церемония, что была у вас. А с тобой он просто... развлекался. — Ее губы искривились в презрительной усмешке. — А теперь тебя переселят в крыло для обслуживающего персонала, где тебе самое место. Будешь сидеть с его детьми — их с Ясминой детьми, когда она станет хозяйкой этого дома и каждый год будет дарить моему сыну по наследнику!
Она сделала паузу, разглядывая меня, как особенно неприятное насекомое, случайно заползшее в ее безупречный сад:
— А тебе лучше уйти самой. Пока не стало... неприятно. — Её наманикюренный палец очертил в воздухе какую-то фигуру, словно ставя точку в моей судьбе. — Я даже помогу тебе с деньгами — мы не скупимся на щедрые отступные. Семья Шахин умеет быть великодушными... к обслуге.
— А Маша? — у меня перехватило дыхание.
— А Марьям! — она произнесла имя внучки с особым удовольствием. — Марьям останется здесь. Где ей и место. В конце концов, в ней течет наша кровь, кровь нашей семьи. По нашим законам дети принадлежат семье мужа — ты ведь знала об этом, когда выходила замуж? — ее зловещая улыбка стала еще шире. — Или ты была слишком увлечена турецкими сериалами, чтобы поинтересоваться реальными законами? Думала, что любовь все победит, как в дешевых мелодрамах?
Каждое ее слово било точно в цель, словно она годами училась искусству причинять боль, как другие учатся искусству каллиграфии.
В глазах потемнело. Комната вдруг начала кружиться, роскошные узоры на персидских коврах поплыли, превращаясь в размытые пятна.
Стены, казалось, сжимались, становилось трудно дышать. Голос свекрови доносился словно сквозь толщу воды — далекий, искаженный.
Я привалилась к стене, чувствуя, как подгибаются
