Селянин - Altupi
— Ладно, малой, до этого ещё далеко. Хватит столб подпирать, пойдём пожуём что-нибудь, а потом буду дела принимать. Может, картошку сегодня успею перебрать, мешка два хотя бы.
Андрей скинул груз тоски, пошёл в дом, рассказывая, чем занимался днём, что сделал и что ещё осталось. По всему выходило, что выполнил он всю работу, которая обычно выполнялась на этот час, только овощи не собирал, а скоро собирался идти за коровой. Кирилл переоделся, потом поели от пуза — кроме шаурмы, он привёз ещё пиццу и суши, запили кока-колой, остальные продукты — разную колбасу, копчёную рыбу, консервы, сыр, конфеты, мармелад, соки и другую всякую всячину, на которую у Кирилла падал взгляд в магазине, распихали по шкафам и полкам холодильника, а после пошли во двор. Андрей убежал за коровой, собирался сам её доить, потому что она дастся только хозяевам. Калякин и не настаивал на своей кандидатуре. Он помыл посуду, наносил воды, покормил свиней, собаку, насыпал зерна курам, собрал у них яйца и положил в гнёзда свежего сена и закрылся в сарае над горой картошки. Казалось, её перебирай-не перебирай, она никогда не закончится. Когда стемнело, зажёг лампочку.
К десяти часам Кирилл вымотался, как чёрт. Возненавидел картошку. Обещал больше никогда её не есть. Ему едва хватило сил помыться и доковылять до дома, сидя в кресле перед телевизором, съесть ломоть хлеба с сухой колбасой. Андрюшка, завернувшись в простыню, задремал на диване в обнимку со старым медведем и новым смартфоном.
Хотелось к Егору. Кирилл выключил телевизор и свет, чтобы не мешали ребятёнку спать, как это всегда заботливо делал брат, взял свой смартфон и пошёл во двор. Во-первых, чтобы и разговором не мешать юному труженику отдыхать, во-вторых, потому что в хате скопилась духота. Зажёг лампочку на веранде и сел прямо на порожки. Те были тёплые и приятные наощупь, только немного пыльные, но Кирилл счёл это несущественным обстоятельством.
Лаяли чужие собаки, воздух был пропитал ночными ароматами. На электрический огонь летели мотыльки, мельтешили белыми крылышками в черноте.
Кирилл облокотился о верхний порожек и набрал номер Егора. Тот почти сразу ответил.
— Привет, — сказал Кирилл, и время для него остановилось, а мир засиял радугой. — Люблю тебя.
— Кир… — Рахманов смутился признанию в лоб, без всяких предисловий. — Не спишь ещё?
— Я? А ты? Ты вернулся из больницы?
— Только пришёл. Поел и лёг.
— Боже, ты в моей кровати! — у Кирилла мигом встал. — Как же я хочу к тебе! Ещё раз повторить всю дневную программу!
— Боюсь, я… уже не смогу, — признался Егор с улыбкой, которая была заметна даже по телефону.
— Устал?
— Немного.
— Ясно. — «Немного» скромника Егора было эквивалентно «задрался как собака» нормального человека. — Тогда спи. Я просто хотел пожелать тебе спокойной ночи и сказать, что мы с Андрюхой справляемся. Волки целы, овцы сыты. — Он рассмеялся. — Я очень люблю тебя, — добавил с нежностью. — Ты моя жизнь, свет в окошке.
— Ты пьян, Кирилл? — Егор тоже шутил.
— Вообще в драбадан. Не просыхаю с тех пор, как в тебя влюбился. Ты ведь не против?
— Нет.
— Вот если бы ты чувствовал что-то такое…
— Я чувствую…
— Верю. — Кирилл замолчал. Сейчас хотелось просто молчать. Смотреть на крупные звёзды и молчать. Быть с любимым хотя бы тихим дыханием в трубке и молчать. Упиваться счастьем.
— Я люблю тебя, — услышал он в трубке. — Спокойной ночи, любимый. — Потом звуки стихли, и на экране появилась сообщение, что вызов завершён.
Калякин посидел ещё на порожках, глядя на звёзды. Перебирал в памяти сегодняшний день. И как Егор только что признался ему в любви, и как днём подготовил себя в ванной к сексу — значит, хотел быть нижним, думал об этом заранее.
Ночью ему снилась картошка.
Утром Егора не доставало ещё больше. Рука тянулась к соседней подушке, но не нащупывала никого. Звонок селянин сбросил, и без его «доброго утра» Кириллу стало тоскливо, как перед казнью, но он встал по будильнику и мужественно принял тяготы нового дня. Обязанности опять разделили на двоих. Отсутствие необходимости везти молоко на продажу освободило много времени. После позднего завтрака Кирилл снова засел в сарае над картошкой — она была его основной задачей. Андрей возился в огороде. Сегодня опять была жара, и одежда липла к потному телу. Длинная чёлка лезла в глаза. Всё раздражало. Особенно разлука с Егором.
Кирилл бурчал под нос, ругался на картошку. Кидал в ведро по одному крупному клубню, те со стуком отскакивали от пластмассовых стенок и падали на своих пыльных товарок. Вдруг ему почудилось тарахтенье мотора, однако, перестав швыряться и прислушавшись, он ничего не уловил. Вынул из кучи ещё два здоровых, как булыжники, клубня и запустил в ведро, словно в баскетбольное кольцо. Обоими попал. Поднял ещё две картофелины и… услышал, громкий металлический звук — стучали щеколдой.
— Егор Михайлович! — прокричал звонкий женский голос, не молодой и не старый, средний, требовательный. — Егор Михайлович! Андрей!
Кирилл переполошился, не зная, кто бы это мог быть, и пулей, едва не перевернув ведро и стул, на котором сидел, выскочил из сарая. Яркий свет резанул по глазам, он вскинул руку ко лбу, чтобы защититься, и увидел эту самую гостью — женщину лет сорока, немного полноватую, в строгой юбке и голубой блузке, простеньких туфлях на сплошной подошве, с сумкой на плече. Она явно готовилась к походу по пыльному деревенскому бездорожью. И вела себя слишком уверенно и даже нагло. Хотя впечатления бессовестной не производила. Посмотрела на Кирилла с любопытством и отпустила щеколду.
— Здравствуйте. А Егор Михайлович?..
— Его сейчас нет, — осторожно ответил Кирилл, подходя и отряхивая ладони.
— А когда он будет? — Женщина нахмурилась, что-то прикидывая, глянула на часы на руке.
— А вы, собственно, кто? — уточнил Кирилл, чтобы выбрать линию поведения. Не нравились ему этот неожиданный визит и женщина, похожая на чиновницу. Не на почтальонку уж точно.
— Я? — женщина возмущённо вскинула выщипанные брови и выглянула за оставленную распахнутой калитку. — Я из администрации сельского поселения. Мы социальный патруль, инспектируем перед учебным годом семьи категории социального риска.
Кирилл тоже выглянул на улицу и увидел перед воротами ещё одну женщину, тоже строго одетую, и мужчину в брюках и полосатой рубашке с коротким рукавом. На обочине рядом с его «Пассатом»
