Селянин - Altupi
Андрея он не контролировал, оставляя за ним свободу действовать по своему графику. Вместе только обедали и ужинали. Основой их меню стали молоко, творог и сметана, которые теперь некуда было девать.
Чего-то не хватало. Везде чувствовалось отсутствие Егора и мамы Гали. Дом будто опустел. Не слышалось ни ее мерного дыхания, не работал телевизор, который она иногда смотрела. Даже пахнуть лекарствами стало меньше. Андрей совсем затосковал, попросил отвезти его завтра в больницу проведать мать. Кирилл согласился. Егор тоже. Кирилл еле дотерпел до утра, спал хреново — так хотелось увидеть Егора! Утром они быстро переделали уйму дел и отправились в путь. Собирались вернуться засветло. Кирилл и вернулся — один, Андрей упросил оставить его с ночёвкой, а то и с двумя. Калякин не возражал, пожертвовал собой ради спокойствия ребёнка. Вот что его озадачивало — так это корова. Её же надо доить. А из него дояр, как из пшеницы пенопласт.
Кирилл погоревал-погоревал, вылез из машины и пошёл смотреть, что с живностью приключилось за восемь часов отсутствия человека. Ну не дурней же он деревенских Васьки или Маньки, чтобы с коровой не справиться?
Радость и заботы
Куры, как только увидели Кирилла, на секунду замерли, а потом понеслись к нему со всех концов двора, кудахтая и махая крыльями. Подскочили под ноги, окружили, какая-то особо умная клюнула за штанину.
— Кыш, падлы! — Кирилл взмахнул ногой, разгоняя, а то совсем ступить не давали. — Сейчас накормлю! Сейчас! Только пройти, блять, дайте! Удивительное дело, но он радовался такому ажиотажу у хохлатых пеструшек совершенно, как ребёнок. Куры принимали его за своего! В смысле — за хозяина, а не за петуха. За такого же хозяина, как Егор. Отличное достижение!
Кирилл засмеялся своим выводам.
Навстречу из будки вышла и Найда, подняла вверх рыжую морду, требуя ласки. Кирилл потрепал её по мохнатым ушам. Посмотрел на миски — они были пусты и вылизаны до блеска. Куры всё ещё толпились у ног, издавали недовольное и даже угрожающее «ко-ко-ко». С заднего двора доносилось громкое хрюканье.
— Сейчас, сейчас всех покормлю, — повторил Кирилл и в окружении куриной стаи пошёл на задний двор. Перво-наперво насыпал ячменя в курятник, чтобы от него отстали. Это сработало: куры с диким шумом ринулись к кормушке, отгоняя друг друга и прыгая по головам, про человека забыли. Кирилл закрыл дверь, чтобы больше не разлетались и усаживались по насестам на ночёвку и занялся поросятами. Наполнил два ведра, понёс в свинарник и по дороге сообразил, что надо было сначала переодеться, но свиньи завизжали, почуяв его и жратву, и Калякин пожертвовал одеждой, решив, что за пять минут она не пропитается вонью. Кроссовкам его оперативность не помогла — к подошвам прилип навоз.
Закончив здесь, он прошёлся по огороду, нашёл на грядках несколько огурцов, помидоров и перцев, собрал их в подол футболки, испачкав и её. Но поздно было уже пить боржоми. Чистота одежды заботила не так, как тишина. Жизнь на подворье текла своим чередом, но каждым нервом ощущалось одиночество. Весь дом достался в его распоряжение, но без Рахмановых он был пустым и холодным. Усадьба будто осиротела, замерла, как замок спящей красавицы.
Отгоняя эти ощущения, пока не захотелось немедленно сбежать отсюда, Кирилл всё же переоделся, вынес собаке супу с хлебом и кусочками копчёной колбасы. Смотрел, как она ест и понимал, что сколько оттягивай-не оттягивай, а пришла пора отправляться за коровой. Он надеялся, что её никто из каких-нибудь заезжих хулиганов-рыболовов-грибников не увёл и не сдал на мясо.
Корова нашлась на том же месте, где её привязали утром. Лежала в тенёчке на траве возле колышка и интенсивно обмахивалась хвостом, разгоняя слепней. Кирилл уже выдохнул, увидев её издалека, но резонно предположил, что всё остальное так благополучно не закончится.
Он дошёл до неё, остановился на расстоянии метров трёх, проследив, однако, взглядом длину верёвки — да, если рогатое чудище сейчас вскочит и погонится, чтобы забодать, это преступление у неё получится и сойдёт с рук… ну, точнее, с копыт. Кирилл хмыкнул.
— Зорька, вставай, — уперев в растерянности руки в бока, сказал он. Как можно ласковее, чтобы корова почувствовала его доброжелательность. Очень надеялся, что скотина не способна распознавать ложь. И страх заодно. Кирилл боялся к ней приближаться и вообще не представлял, как можно добровольно находиться рядом с этим полутонным орудием убийства — это же чистый суицид!
Зорька косила на него огромным тёмным взглядом и не вставала.
Кирилла её наплевательство бесило. Он и так нервничает, а она ещё и не слушается! Внутренний голос тоже дрожал и подсказывал шёпотом, что, может, и к лучшему, что коровенция лежит, так безопаснее. В кои-то веки Кирилл был с ним абсолютно согласен. Он стоял и смотрел на корову, корова смотрела на него и продолжала обмахиваться хвостом. Мухи садились на её бока.
Прошло несколько минут. Калякин знал, что надо что-то сделать, чтобы корова встала и пошла домой, но не мог. Он чувствовал себя парализованным. Страх парализовывал его, да, Кирилл крыл себя за трусость, но признавал, что ничего не в силах с этим поделать. Как же он сейчас жалел, что согласился на эту авантюру! Сидел бы себе в городе, занимался сексом с Егором! По крайней мере, Андрея бы увёз назад в деревню, чтобы он за скотиной ходил.
— Зорька, вставай, пойдём домой, — устав дрожать, повторил он. — Сегодня я за тобой пришёл, а твои хозяева в городе, хозяйка в больнице, ей лечиться надо, им за ней приглядывать, а мы тут с тобой, вдвоём остались. — Кирилл всей душой желал, чтобы корова поняла его и смилостивилась, встала и смирно потопала в закуту. Он готов был ей потом поклоняться, как индус священному животному.
Корова лежала и махала хвостом.
Кирилл постоял ещё немного. Проклял всё, чуть не плакал, что такой он слабый и никчёмный трус, боится наподдать бездушной скотине и погнать её по дороге. Успокаивал себя только тем, что некоторые в штаны ссут от пауков и мышей. Ага, девчонки в основном. Корова задрала белую в чёрных пятнах морду и трубно замычала. Калякин подпрыгнул от неожиданности и схватился за сердце, вскрикнул. Еле оправился от испуга.
— Всё, ты меня достала! — разозлился он. Крутнул головой, нашёл под деревом не очень длинный прутик, схватил его. Затем рывком отцепил от колышка верёвку, дёрнул на себя и стегнул корову веткой. — Вставай,
