Развод. Нож в спину - Алиса Вишня
…Мы сидим в маленьком кафе, пьем холодное белое вино и смотрим, как солнце тонет в море, окрашивая небо в невероятные оттенки оранжевого, розового и лилового.
— Счастлива? — тихо спрашивает он, накрывая мою руку своей.
— Очень! — выдыхаю я.
Вечером, после душа, я стою перед зеркалом. Моя кожа стала бронзовой, волосы выгорели на солнце и вьются мягкими прядями. В уголках глаз — сеточка мелких морщинок… А глаза… Они блестят. Смотрю на свое отражение и больше не вижу в нем замученную тетку. Я вижу красивую, наполненную женщину. Это я. Настоящая я.
Мишка подходит сзади, кладет подбородок мне на плечо.
— Самая красивая на свете! — говорит он, глядя на наше отражение.
Он говорил это уже сотни раз. Или тысячи. И, я знаю, скажет еще миллион раз. Но, каждый раз для меня как первый. Каждый раз от этой фразы перехватывывает дыхание…
Какие же это нужные и важные слова.
Обычно, по вечерам мы или сидим на балконе своего номера, и просто болтаем. Или гуляем по вечернему городку, или ходим купаться в теплое ночное море.
По ночам мы шалим, как подростки — плаваем совершенно голые, и занимаемся любовью в море. Какое шальное, пьянящее наслаждение — ласки сильного нежного мужчины, и, одновременно, объятия теплого, сильного и ласкового моря…
И нам все равно, если нас кто-то увидит. И страшно, что нас кто-то увидит.
Может, нас даже арестуют за нарушение общественного спокойствия…
По утрам мы с укоризной к самим себе говорим, что слава богу, нас никто не видел. А если и видел — не поднял шум. И даем друг другу слова, что больше никогда… Мы взрослые серьезные люди, и не должны вести себя как подростки, целующиеся за гаражами…
И этим же вечером эти слова нарушаем…
Иногда мы ходим на вечеринки, устраиваемые отелем. Мы уже знакомы со многими нашими соседями, и на этих праздниках чувствуем себя, как члены большой и дружной кампании.
Мы с Мишкой любим хвастаться друг другом. Я лишний раз убеждаюсь, что он нравится женщинам, и многие из них мне завидуют. А мужики завидуют ему, потому что я тоже красотка. И он опять, как в школьные годы, отгоняет от меня потенциальных кавалеров.
Но, теперь и я не подпускаю к нему других женщин. Этот красавчик мой! И нечего на него рот разевать!
Когда танцуем медленные танцы, сплевшись в объятиях и прижимаясь друг другу разгоряченными телами, то вспоминаем наш первый танец. На выпускном.
Тогда мы держались на пионерском расстоянии…И уже тогда я знала, понимала, что это мой мужчина, моя судьба.
Понимала сердцем, но мозг говорил другое, повторяя слова мамы, и соседок по подъезду, обсуждающих моего кавалера, приезжающего за мной на «девятке»: «Вот повезло девке! Такой парень! Такая семья!»
Умом я была уверена, что моя судьба — это Игорь, что я люблю его, а Киселев — так, блажь.
Хотя сердце твердило другое.
…Шепчу Киселеву на ухо, ловля на себе завистливые взгляды других женщин:
— Миш, почему от тебя на выпускном пахло огурцами?
— Так мы огурцами закусывали! — шепчет он в ответ.
…Сегодня мы никуда не идем, и остаемся дома.
Выходим на балкон. Ночь, густая, бархатная, пахнущая солью и цветущей магнолией, уже опустилась на побережье, и на небе появилась россыпь ярких южных звезд. Тишина, слышны только ровный шум прибоя, стрекот цикад и далекая музыка с набережной. Мишка обнимает меня, я прижимаюсь к нему, и кладу голову ему на плечо. Мы молчим, глядя на лунную дорожку на воде.
Мне не нужна прошлая жизнь. Мне не нужно будущее. Мне нужно только это мгновение. Здесь, рядом с ним.
Мишка вдруг напрягается. Он разворачивает меня лицом к себе, его руки ложатся мне на плечи. В полумраке я не вижу выражения его лица, но чувствую, как меняется его дыхание, становится глубже, словно он волнуется.
— Кать! — говорит он тихо, и его голос звучит непривычно хрипло — Я сейчас скажу, а ты не перебивай.
Я молча киваю, и сердце вдруг начинает биться часто-часто, как пойманная птица.
— Ты разведешься. Бумаги, суды, вся эта муть — она закончится. Но я хочу знать сейчас… — Он делает паузу, вглядываясь в мое лицо — Зайцева Екатерина, ты станешь моей женой?
Мир останавливается. Шум прибоя, стрекот цикад, далекая музыка — все это сливается в один гул, а потом и вовсе исчезает. Есть только его руки на моих плечах и его вопрос, повисший в теплом ночном воздухе.
— Хочу, чтобы ты была моей. Официально. Навсегда! — добавляет он почти шепотом.
Это слишком неожиданно. Слишком быстро. Слишком… окончательно. Это похоже на щелчок выключателя. Только что горел яркий, теплый свет, и вот — резкая, оглушающая темнота. Во мне зарождается игла ледяного страха. Замуж. Снова. Штамп в паспорте, общая фамилия, обязательства. Я только что вырвалась из одной клетки, зачем мне добровольно идти в другую?
— Мне мне нужно подумать! — отвечаю я, отводя взгляд.
Делаю легкое, почти бессознательное движение назад, и этого хватает, чтобы выскользнуть из его рук. Тепло его ладоней исчезает с моих плеч, и между нами образуется пропасть в каких-то десять сантиметров, которая кажется мне сейчас непреодолимой. Я отворачиваюсь к морю, судорожно хватаясь за холодные перила балкона, словно боюсь упасть.
Этой ночью мы впервые за все время нашего отдыха не занимаемся любовью. Я лежу в его объятиях, и чувствую, как его руки обвивают меня плотным, горячим кольцом. Душно и жарко, но не хочу его потревожить…
Дежавю. Также я не хотела тревожить Игоря.
Киселев дышит ровно и глубоко — возможно, уже спит. А я лежу с открытыми глазами, вглядываясь в темноту, и размышляю.
Я не хочу замуж. Не хочу этой несвободы, этого «мы», которое так легко превращается в «ты должна». Я хочу быть сама себе хозяйкой. Просыпаться, когда хочу. Есть, что хочу. Жить, как хочу. Я только-только пробую эту свободу на вкус, и она пьянит меня больше, чем любое вино.
Да, у Мишки нет властной матери, как Анна Аристарховна. Его родители тоже уже умерли. Нет близких родственников, только сын-подросток, который живет с бывшей женой, и которого он видит только по выходным. Никто не будет меня изводить, учить жизни,
