Инсинуации - Варвара Оськина
Восстановление шло очень медленно. Не помогло даже возвращение в родную квартиру. Сказывалась катастрофическая худоба и год, полный тревог. Пережившее операцию тело напрочь отвергало делать что-то ещё и оставалось беспомощным, вызывая у Элис приступы злости, когда Джеральд пытался помочь. Щёки стыдливо горели, когда с абсолютно невозмутимым лицом, Риверс усаживал её в ванную и аккуратно мыл голову или промакивал грубый шрам. Это было так унизительно! Чересчур откровенно! Элис отчаянно сомневалась, что их чувства готовы к чему-то подобному. Ей, как и каждой девушке, хотелось видеть в глазах любимого человека если не восхищение, то хотя бы радость. Однако проклятое сердце лишило её даже этого.
С мёртвой точки дело сдвинулось лишь в октябре, когда деятельный О’Нили, о чьём неизбежном приезде все позабыли, взял жизнь двоих одиночек под свой контроль. Он объявился на пороге квартиры в один из вечеров, и Элис не представляла, как объяснить всё случившееся ошеломлённому лучшему другу. К счастью, квохчущая часть победила в Джо ту, что усиленно шептала разбить Джеральду нос, и он с воодушевлением взялся за роль сиделки. С упорством застрявшего во льдах танкера Джошуа ломал сопротивление Элис, запихивал в неё тарелку за тарелкой своей стряпни и два раза в день выводил гулять по Изи-стрит.
О’Нили провёл с ними две недели и даже умудрился ни разу не поругаться с Риверсом, который разрывался между работой и Эл. За это время боли почти ушли, и теперь приходили лишь изредка стойкими приступами. Она даже смогла набрать вес. Так что обратно в Бостон Джо улетел со спокойной душой и умопомрачительными новостями. А через день Элис нашла спрятанную в шкаф футболку с надписью: «Моё сердце любит Иисуса».
Ещё через месяц Элис смогла осилить три мили пешком и перестала быть бледно-синюшным подобием человека. Разумеется, она не стала красавицей, да и шрам по-прежнему раздражал: он чесался, немел и неприятно тянул. Один его вид доводил Элис до бешенства, что однажды вообще вылилось в истерический приступ ярости.
Всё случилось ещё в больнице. В то утро с неё впервые сняли бинты, позволив взглянуть на себя в зеркало, и это оказалось ошибкой. Элис понятия не имела, где нашла силы, но разбила в мелкую пыль всё, что подвернулось. Она сдёрнула, казалось, намертво прибитые к груди датчики и провалилась в оглушительную истерику. Прибежавший на шум Джеральд ничего не сказал. Он молча вынес её из палаты и долго сидел с Эл на руках в глухом коридоре, давая возможность выплеснуть скопившееся отчаяние. И позже, лёжа в его тёплых и крепких объятиях, Элис заметила, как внимательно он разглядывал длинную полосу. Тёмный шрам тянулся от самых ключиц до солнечного сплетения. Повинуясь внезапной стеснительности, она попыталась спрятать его за простынёй, но Джеральд остановил.
– Не надо, не закрывай, – проговорил он и провёл кончиками пальцев по грубой нити недавно сросшейся кожи. – Знаю, ты никогда его не полюбишь, но это напоминание мне.
– О чём? – тихо спросила она, заворожённо следя за потемневшими глазами.
– О том, что мог сдаться так и не успев понять, сколько ты уже для меня значила. Напоминание, что в этот раз я играл сам против себя.
– И ради чего?
– Я выиграл тебя у вселенной, разве этого мало? – Джеральд казался искренне удивлённым. Элис же усмехнулась и ехидно ответила:
– Никогда не думала, что ты романтик. Особенно после того медведя.
– Понятия не имею, как такое случилось, – тихо рассмеялся он, признав её правоту, и с наслаждением продолжил: – А ведь мне нравилась моя жизнь. Она казалась такой упорядоченной и предсказуемой. Это было легко. Но потом пришла ты. Перевернула, порвала, перемешала, поменяла цвета местами, чтобы показать, как я заблуждался.
Элис отстранилась и посмотрела на него, собираясь озвучить то, что не давало покоя.
– Пускай ты изменил отношение ко мне, но всё равно остался самим собой. Я дам тебе год, десять, двадцать, да хоть всю свою жизнь, но я не смогу делить тебя с другими.
Джеральд прикрыл глаза, словно взвешивал все возможные последствия.
– М-м-м, пожалуй, деление совсем не тот способ размножения, который я предпочитаю, – медленно проговорил он и поднял бровь, а Элис внезапно захотелось эту бровь расцеловать. О боже! Ну что за невыносимый наглец?
– С тобой невозможно говорить серьёзно!
– Не вижу смысла всерьёз воспринимать ту чушь, что доносится из твоего рта. – Он перевернулся набок и чуть приподнялся на локте, заглядывая Элис в глаза. – В моей жизни есть ты. Временами хаотичная, иногда деспотичная, но восхитительно естественная, с самым трезвым взглядом на жизнь, который я когда-либо встречал. А ещё ты невыразимо прекрасна. Так зачем мне кто-то другой? Я совершенно счастлив.
– Знаешь, твоя репутация не совсем согласуется с подобными заявлениями.
Он рассмеялся и снова упал на спину.
– Будем считать, что я искал свою женщину самым примитивным, но действенным способом – перебором.
– Долго бы пришлось, – хмыкнула Эл, ткнув весельчака под рёбра.
– Всю жизнь. Но мне повезло.
Элис ничего не ответила, лишь улыбнулась и поцеловала Джеральда в кончик его потрясающего носа. После чего уткнулась ему в шею и полной грудью вдохнула тот единственный, присущий лишь её мужчине запах.
На каких условиях Хильда согласилась сохранить место, Элис не подозревала до тех пор, пока не увидела в ноутбуке Джеральда свою же программу. Это произошло случайно, совершенно неожиданно, а потому сокрушительно. Впервые самостоятельно доковыляв до обеденного стола, она едва удержалась, чтобы не сломать несчастный компьютер. Спустя четыре недели после операции эмоции ещё штормило. Так что, приперев оторопевшего от неожиданности Джеральда к стенке, Элис выслушала захватывающую историю его хитрых манипуляций, а потом, держась за больную грудину, орала и требовала отвезти её к Ротчер. Ей было сложно понять, почему влюблённый чудак не придумал иного, как продать себя Хильде. Разумеется, рыжая стерва не отказала и была на двадцать пятом небе от счастья, заполучив к себе вместе с Элис и Риверса.
Впрочем, работать с Джеральдом оказалось удивительно просто. Он не делал поблажек, оставался ехидным и требовательным, но никогда не вмешивался, дав Элис возможность построить рабочие взаимоотношения. Даже лаборатория Искусственного Интеллекта перестала устраивать сцены, приняв уважительное отношение своего начальника к молодой, но дерзкой коллеге. О том, какие отношения связывали гениального Риверса и подающую надежды мисс Чейн, знали только трое. Но они благоразумно хранили тайну их личной жизни до того дня, когда Элис
