Селянин - Altupi
Кирилл и Егор ещё некоторое время целовались, трогали друг друга, наслаждаясь бархатом кожи под подушечками пальцев, потом пошли в дом. Завтрак был уже на столе — традиционная яичница с яркими оранжевыми «глазами», молоко, хлеб, помидоры. Говорили о чём угодно, кроме событий прошедшей ночи, смеялись. Егор больше не погружался в себя, был, как и всегда, главой семейства, всё замечал, всё контролировал, всё успевал. Кирилл им восхищался, старался копировать его поведение, но выходило что-то несуразное.
Пока он мыл посуду — сам вызвался на это, желая хоть чем-то помочь — Егор оделся. Они оставили Андрея на хозяйстве, выгнали мотоцикл и поехали в направлении райцентра. Банкиршиной машины перед коттеджем не было. В деревне царило обычное сонное умиротворение, ничем не указывающее на визит пьяной шоблы, бабки, по крайней мере, на лавке не сидели и ничего не обсуждали. На трассе ветер дул в лицо, несмотря на шлем, парусом надувал рубашку. «Иж» трясло на кочках и всё время создавалось впечатление, что сейчас лёгкая коляска накренится, мотоцикл перевесит и завалится на бок, но ничего подобно не случалось. Кирилл теснее, до эрекции прижимался к Егору. Вспоминал, как тот испугался, что он уходит. Сердце трепетало — значит, Егору он дорог, значит, Егор боится его потерять, любит.
В городе всё прошло по обычному сценарию: пенсионерки у двухэтажки обменяли пустые банки на полные с молоком, сметаной и сливками, а они обменяли деньги на продукты и бытовую химию на базаре и в магазинах. Кирилл тоже участвовал в покупках, купил красной рыбы, сахарных пончиков, шаурмы и мороженого на всех.
Вернувшись, они перекусили, переоделись и принялись за работу. Воскресные стирку, помывку и уборку Егор отложил на день-другой из-за срочной необходимости перевезти картошку с огорода в сарай. По-хорошему, сделать это надо было ещё вчера, но вчера ни у кого не было сил. Но сначала вставили стекло. Егор нашёл в сарае вполне пригодный лист. Его помыли, аккуратно вырезали стеклорезом прямоугольник, вставили на место разбитого и обжали старыми, крашеными в белый цвет штапиками. Кирилл чувствовал вину и пытался как можно больше участвовать в замене стекла, но он ничего не умел, так — «принеси-подай». Его мужское достоинство было порядком уязвлено, зато восхищение селянином росло и ширилось.
Управились за час и пошли на огород. Картошку возили на большой проржавелой тачке, Андрея к помощи не привлекали, у того и без них обязанностей хватало. Сами нагружали по три мешка и тянули вместе. Колёса проваливались в разрыхлённую картофелекопалкой землю. Через десять ходок они были веселы, через двадцать устали, а впереди маячили еще двенадцать.
Кирилл болтал, рассказывал всякие истории, а сам всё думал про ночные события и про своё ощущение недосказанности. Как он и предполагал, его никто не упрекнул. Рахмановы, включая маму Галю, разговаривали с ним как ни в чём не бывало. Даже когда вставляли стекло, никто не заикнулся о причинах. Что это — доброта, тактичность, слабоумие? Нет, только не последнее. Просто, скорее всего, его в этом доме принимают за своего, а своих не принято корить, макать в лужу носом, выедать мозг. Вот мамаша с папашей ни на минуту не заткнулись бы, напоминая, чьи дружки-дебоширы устроили пиздец, пока у него не сдали бы нервы и не разразился скандал. А Рахмановы… жалели его? Не считали виноватым? Видели, что он раскаивается? Раньше Кирилл обрадовался бы их тактичному молчанию, возгордился бы, что его здесь так любят и уважают, и воспользовался бы ситуацией. Сейчас он чувствовал, что сам должен поднять эту тему и ещё раз извиниться перед всеми, чтобы о нём не думали, как о беспардонном ублюдке. Он должен был облегчить душу и ждал подходящего момента.
Передышка в работе подходила для этого как нельзя лучше. Они сняли перчатки, вытерли пот с лиц и уселись под той же стеной кукурузы, что и вчера. Вёдра там так и стояли в ряд, будто стулья в баре, их никто не убирал — в деревне всё валялось, где попало, без присмотра, да и кому понадобится воровать дырявую утварь?
Смотрели на плывущие облака, пытались расслабиться, отдышаться, справиться с усталостью. Календарное лето подходило к концу, а на деле оно было в самом разгаре, ни мухи, ни жучки не ощущали его окончания, летали, вились, лезли в глаза. Над капустой порхали белые бабочки, муравьи тащили грузы в спрятанный в тени муравейник, а Кирилл собирался с мыслями. Начать было неимоверно трудно. Внутренний голос рекомендовал забить и не париться, разум советовал говорить, как есть, не изображать умника, ведь искренность измеряется не витиеватой философией речей, она идёт от сердца и доступна самым простым словам.
— Егор… — Ну вот, начало положено.
Егор повернул голову. Он был изнурён, щёку пересекали грязные разводы, но всегда готов выслушать, бежать на помощь, утешить. Способность быть опорой жила у него в крови.
— Егор, я хочу ещё раз извиниться за ночное… Прости меня, это я во всём виноват. — Кирилл сказал то, что в течение дня грызло его, и отвернулся. Чувствовал себя таким же ублюдком, как Паша и его компания. Не знал, как эту гниль смыть с себя.
На руку легла шершавая ладонь.
— Не надо. Мы уже говорили об этом. Ты ни при чём.
— Почему — не надо? Надо! Это всё из-за меня! — Кирилл сжал его ладонь и впился взглядом в глаза, которые так любил. — Я обещал не подводить тебя, не доставлять неприятностей, а сам!.. Если бы я поменьше пиздел языком, всё было бы нормально.
— Кир, — успокаивающе улыбнулся Егор, сам сжал обе его ладони, — это всего лишь стекло, ничего страшного не случилось.
— А если б случилось? — Кирилл хотел донести до него, вдолбить, что ситуация была намного серьёзнее, чем они сейчас надеются её изобразить. Но в глазах он видел, что Егору прекрасно это известно, как и то, какими ужасными и непоправимыми могли стать последствия.
— Они ехали нас… избить или… убить. — Кирилл в смятении отвернулся. Не верилось в то, что вслух сказал такую жесть. Драки, ладно, привычные и будничные, но чтобы кто-то реально покушался на их убийство? Зачем? Не детектив же! Однако правда жизни была сурова. Вседозволенность, безнаказанность, отсутствие этических норм у молодёжи вкупе с глухой деревней, в которой тебя хватятся в лучшем случае через неделю. Да, они сделали бы это и превратили в шоу — пускали бы косячок по
