Селянин - Altupi
— Пидоры! — тем временем сквозь смех крикнул один урод. — Зассали, голуби?
— Паша, сука! — Кирилл заскрежетал зубами. — Сейчас я ему накостыляю! Теперь точно мне идти. Ничего не бойся, — кинул он Рахманову и быстро метнулся в спаленку. На ощупь схватил со стула футболку и штаны, на ходу надел, на веранде сунул ноги в шлёпанцы с огородной пылью и рванул к калитке. Щеколда была, как всегда, открыта — Егор не имеет привычки её закрывать, а надо бы научиться.
На улице Кирилл увидел только тёмный силуэт: яркий, действительно ксеноновый свет бил ему в глаза. Четыре человека топтали траву и куриный помёт под окнами, ржали и выкрикивали про пидоров. Веселились, долбоёбы. Пьяные, конечно, — по голосам было слышно. Двое курили. Огоньки сигарет краснели во тьме.
— Сами вы пидоры, — огрызнулся тихо прикрывший калитку Кирилл. Повернулся к ним, чуть расставил ноги, руки скрестил на груди. С этими отбросами он чувствовал себя как рыба в воде, перестал бояться. Странно, как сразу не включил их в список, не думал, что они могут пожаловать. Всего не предусмотришь. Ждал-то птицу покрупнее.
Ржач оборвался.
— Опа! Главный фраерок-пидорок пожаловал! Мы вас ни от чего не оторвали? Если что, извини.
Это сказал гондон Никита Жердев. Остальная компашка загоготала.
— Себе в жопу засунь свои извинения, — посоветовал Кирилл. — Нахуя вы окно разбили?
— Ой, прости, мы не хотели, — сказал стриженный в олимпийке, которого Калякин не знал, и делано затрясся от страха. — Не бей нас, пожалуйста!
— Он всё в жопу любит совать, заметил? — Никитос толкнул Пашу в бок локтем. Он всегда слышал и видел только пошлятину.
Они уже приблизились, выстроились перед Калякиным в неровную линию, пыхали в лицо дымом. От них несло винищем. Ото всех. Хари были опухшими, но вот ведь, блять, ухмылялись! Уроды недоделанные… Четвёртого кента Кирилл раньше видел только мельком, звали его вроде Лёха Таксофон, а учился он в культпросвете.
Кириллу на их базар было насрать. Он не сдвинулся ни на миллиметр, тона не сменил.
— Хули вы припёрлись, спрашиваю. Умные очень?
— Мочить пидоров! — заорал дурниной Стриженный, который был обдолбан больше всех, аж слюна изо рта летела, и двинул вперёд кулаком. Вложил бычью силу, но пьяная координация его подвела: Кирилл уклонился от удара и чисто случайно подставил ему подножку. Практически Стриженный сам в темноте налетел на его выставленную в попытке отскочить ногу и загремел мордой в кучу угля, пропахал там канаву. Земля сотряслась.
— А-аа! — заорал он, вставая на четвереньки. — Сука! Ты за всё ответишь!
Компашка ржала уже над ним. Кирилл отвернулся от поверженного врага.
— Ладно, камень я вам прощаю. Теперь уходите — все спят.
— Не, мы что, зря ехали? — не согласился Никита и положил Кириллу руку на плечо. — Ты давай, приглашай нас в дом…
— На хуй иди! — сбрасывая руку, оборвал Кирилл. И тут его ударили сзади. В шею у основания черепа. Боль разлилась по мышцам, только некогда на неё было внимание обращать — от неожиданности он пошатнулся и подался вперёд, наткнулся лбом на нос Никиты. И дальше уже плохо соображал, что происходит: началась драка. Тумаки сыпались с четырех сторон, били и руками, и ногами, швыряли, чуть не повалили на землю.
— Мочить пидоров!
— Заднеприводный, сука! Другом моим был! Пидор, нахуй!
— Не жить! Очком на раскалённый прут насадить! Пидоры не люди!
— Опустить обоих и закопать в навозе!
— Где, блять, второй? Тащите его сюда! Пойдём разберёмся!
— А мелкий тоже пидор?
Кирилл отбивался, насколько мог, адреналин кипел, и долбоящерам нехило досталось. Он бы запросто пьяных выродков завалил, если бы они не нападали всей гурьбой, с залитыми глазами, не замечая ни боли, ни усталости. Только животная жажда убивать, «мочить пидоров». А он-то весь день с картошкой ебался, не отдохнул за два часа сна. Но когда заговорили о Егоре!.. когда стали угрожать расправой ему и Андрею!.. вот тогда Кирилл по-настоящему озверел. Он отпихнул Пашку, толкнул Лёху, дал пяткой по колену Жердеву и остался один на один со Стриженным, тот был злее остальных, пыхтел, хлюпал разбитым в кровь носом, но только и мечтал, что накрутить яйца Кирилла на кулак. Они оба стояли в позах, готовые броситься друг на друга.
Тут за спиной Калякина хлопнула калитка. Шаги сразу затихли. Никто, слава богу, не ворвался во двор, но кто-то вышел оттуда. Нетрудно было догадаться, кто.
— Егор, зачем ты вышел?! — наугад закричал Кирилл. У него всё болело, костяшки на правой кисти были сбиты, кровь текла из губы, ссадин и ушибов не сосчитать. Но присутствия Егора он не желал! Егор должен находиться в безопасности!
И всё же радовало, что Егор вышел помогать ему. Селянин всегда был смелым, что касалось защиты других, не терпел несправедливости.
— Второй пидор, ёпта, — сплюнул кровавую слюну Лёха Таксофон, однако попятился. Попятились и остальные, даже Стриженный сделал несколько неловких шагов назад, глядя Кириллу за спину. Попятился и Калякин, только в другую сторону, к забору. Оставаясь настороже, обернулся.
Перед калиткой стоял Егор. В руках сжимал толстый, тяжелый кол, похожий на черенок лопаты. Оружие деревенского пролетариата, а ещё решительный настрой воспользоваться им, написанный нахмуренными бровями, плотно сжатыми губами, размахом плеч, и повергли незваных гостей к отступлению. Кирилл возрадовался, внутренне рассмеялся: Егор наверняка владеет боевым колом не хуже, чем боевым топором или боевой косой! Поскольку Рахманов красноречиво молчал, а нападавшие отплёвывались, стирали с лиц кровь и пребывали в небольшом замешательстве, он взял руководство на себя.
— Уматывайте отсюда, дебилы. Больше чтобы вас тут не видел.
— Пидорам слова не давали, — закатывая разорванный рукав, сообщил Стриженный. Морда у него после целования с углём была чёрной, как у кочегара, под глазом наливался фингал.
— Сам ты пидор, — парировал Калякин, уверенно чувствуя себя под защитой человека с колом. — Паша, сука, это ты всему свету разболтал?
— Ты сам всему свету разболтал, — огрызнулся Машнов, вытер разбитые губы предплечьем. Он хоть и приволок сюда свору, был менее воинственен. — Ты на весь клуб трепался. Что тебя в жопу охуенно
