Любовь оставляет отпечатки - Лена Коро
Он задался вопросом, а было ли в его жизни такое, чтобы женщина со слезами с ним расставалась. Конечно. Только это была не одна, а целый сонм девушек, которых он покидал. Не в моря, не на войну уходил – в забытие, в неответку, в игнор.
А хотелось, чтобы на плече оплакивала недолгое с ним расставание только одна женщина. Не жена, естественно. Ей это неведомо. Да и ему было бы неловко. Вера никогда на его плечо не опиралась.
Плакала некрасиво. Всхлипывая и причитая.
Никите рисовалась совсем другая. Не красотка, но с живыми глазами. Не модель, но какая грудь… И волосы… волосы длинные, мягкие. Чтобы хотелось гладить. Не только из нежности… котенка тоже приятно держать на руках. Но в этом желании было большее – уверенность, что женщина, получавшая удовольствие от прикосновения к волосам, – это та, что доверяет, считает тебя сильным, смелым, удачливым. Да, и запах. Запах волос должен возбуждать. Вот тут Никита признался себе, что ему практически не встречались те, чьи волосы отдавали бы феромонами. И только она – всегда желанная – угадала своей природой его сексуальные предпочтения.
Именно она умела прижаться и положить голову на плечо так, что он чувствовал себя сразу выше, сильнее, увереннее. А когда после ласк засыпала в такой позе – он охранял ее сон, как лев. И понимал, что дороже этого довольного посапывания ничего сейчас нет и быть не может. И не надо слов, вот оно, главное – доверие и любовь любимой.
Неожиданно банальной просьбой заплатить за тюльпаны в грезы врезалась Вера. Они стояли на цветочном рынке. Группа разделилась – женщины выбирали клубни, мужчины ожидали в сторонке. На все про все отводилось десять минут, поэтому Вера не углубилась в ряды продавцов, а прямо с краю базарчика взяла со стеллажей несколько красочных пакетиков. Никита молча достал десять евро, протянул жене. Ее это насторожило. Почему не сам пошел платить, как он обычно делает в магазинах? Стало неуютно. Как ребенку, которого впервые отправили самостоятельно за хлебом. Выручила Лина.
– Вера, ваши луковицы на границе не пропустят. Они для внутреннего потребления. На тех, что можно транспортировать, должен стоять штамп «для вывоза». Я вот тут набрала. Могу поделиться.
Вера, готовая уже разреветься из-за поведения мужа, воспрянула духом.
– Сами выберите, каких не жалко.
– Да мне никаких не жалко. Я не садовод. Взяла по просьбе подружки – у нее дом, участок. А у меня французский балкон. Не развернешься. Вы сколько готовы заплатить? Десять? Как раз на три пакетика. Достаточно?
– Вполне. Ради эксперимента. Тюльпаны надо было месяц назад в землю зарывать.
– Что вы говорите? – Лина быстро рассчиталась с продавцом. Вера отметила, что говорила она не на английском. На немецкий тоже не очень было похоже.
– Лина, Лина, и за мои рассчитайся, – кинулась к подруге Надежда, вручив той ворох кулечков. И подошла к Вере, но целью все же был Никита, стоявший тут же.
– Я за Линой как за каменной стеной в поездках. Вроде только два языка знает, но в любой стране находит понимание. Вот сейчас, думаете, на каком лопочет?
– Я только английский понимаю, – нехотя отозвалась Вера.
– Похоже на голландский, – Никита вышел из исторического транса.
– Не угадали, я его не знаю. Это платтдойч – немецкий, нижнесаксонский диалект, который здесь понимают.
– Ларчик просто открывался, – подытожил Никита. – У меня предложение. Надо бы перекусить.
И как бы отвечая на запрос, раздался голос Ловиисы из ее переносного репродуктора.
– Друзья мои, группа Санкт-Петербург! Ваше время на цветы закончилось. Мы отправляемся дальше. Родителям с детьми рекомендую перекусить, в то время как те, кому восемнадцать плюс, могут последовать со мной в район Де Валлен – это улицы красных фонарей. Экскурсия займет не более получаса, и вы тоже сможете до отправления автобуса поужинать и зайти ненадолго в магазины. На обратном пути мы Голландию минуем. Так что сыр, вафли и кломпы, если хотите, то покупайте сейчас.
Вера заволновалась. Ей не хотелось смотреть на путан. Смущало даже упоминание о секс-индустрии. Как эта Ловииса развязна – лепит все подряд, не учитывая, что в группе могут быть приличные люди. Вера и слов таких никогда не произносила. Помнится, в самом начале их брака Никита пытался поговорить с ней о поведении в постели, своих желаниях. Но ей эти разговоры казались скабрезными, грязными, не имеющими отношения к семейным ценностям. Она выросла в атмосфере строгих правил. Мать из спальни выходила всегда уже одетая. Отец никогда не расхаживал по дому в семейниках.
Она и Никиту пыталась приучить к подобному, а также спать в пижаме и под разными одеялами. Кое-что удалось. Раздельные матрасы и постельное белье. Исключение звуков при интиме и табу на камасутру. Поза одна и побыстрее. И никаких поисков эрогенных зон… Но заставить мужа переодеваться в ванной комнате и не ходить с голым торсом по квартире ей так и не удалось.
Ловииса уже разделила группу на две части. Мамочки с детьми оказались в меньшинстве. Мужчины согласились отодвинуть ужин. Никита с Надеждой стояли рядом с гидом, выражая готовность следовать за ней. Лина видела, что Вера вошла в ступор.
– Надя, я, пожалуй, прогуляюсь в универсам. Тут рядом, метров триста, не больше. Надо бы женевер прикупить – у нас его не сыщешь. Может, еще что присмотрю. Вера, вы со мной?
Вот так просто. Вера растерялась. Что же это получается? Муж, который должен быть другом по определению, плевать хотел на ее чувства. Хотя точно знает, что в душе она пуританка и все эти красные фонари бьют по ее самооценке. А чужая, простенькая женщина вдруг ее раскусила. Это было неприятно. Но не показалось запредельным в сравнении с унижением, которое неминуемо последует, если она согласится идти с супругом мимо публичных домов. И еще – ей не хотелось видеть, как он будет разглядывать этих полуголых девок, да еще и замечания отпускать. Лина предложила достойный выход из положения. Показала, что и ей не хочется прикасаться к такой грязи. Одно выбивало из колеи – Надежда будет смотреть на секс-витрины в компании Никиты.
«То есть ее не смущает возможность стоять напротив проститутки рядом с мужчиной. И, скорее всего, даже что-то обсуждать с ним, – мысли проносились в Вериной голове вихрем… – Откуда берутся эти чересчур раскованные женщины, вернее, откуда эта раскованность до неприличия у женщин? Они же матери, жены… Эта вот детей воспитывает. Чужих, правда. А у самой воспитание ниже плинтуса».
