Любовь оставляет отпечатки - Лена Коро
Она видела его слабаком, неспособным на подвиги. Максимум, что он мог себе позволить, – это в пьяной компании отпускать скабрезные шуточки и поглядывать на аппетитных брюнеток.
То, что Никита хорошо зарабатывал, было делом само собой разумеющимся. Семью надо содержать. Жену надо одаривать. И это не обсуждалось. Издержки отношений в виде молчания и нежелания секса были в принципе приемлемы. Вера смолоду не обладала потребностью к ласкам, похлопыванию по попе или поцелуям. Ей было достаточно, если муж просто одобрительно на нее смотрит. И периодически балует подарками.
«Иногда подарки дарят, чтобы привязать. Но чаще – чтобы отвязаться», – каждый раз говорила ей мать. И Вера перестала сообщать ей об очередном колечке или сапогах.
* * *
Выпендриваться на этот раз Вера не стала. Ей не хотелось вторично удостовериться в том, что ее покладистый муж вдруг может самостоятельно принять решение не в ее пользу. Она уже нагулялась в одиночестве вокруг датского замка и ничего хорошего в этом не нашла. В то время как супруг выбрал тепло и новые впечатления. Да еще и, оторвавшись от ее юбки, напился пива с деликатесами. Наверняка потратил кучу валюты, потому что не пожелал не только отчитаться, но и сообщить сумму.
Хватит с него в этой поездке, решила Вера и согласилась с Линой – не плыть по зимним каналам, а погулять по музею великого голландца. В таком случае муж будет не просто под присмотром – можно понаблюдать за его поведением в обществе Надежды, которая из кожи лезет, чтобы ему понравиться.
К сожалению, галерея ее не впечатлила. Ни сами картины, ни интерактив. С каждым новым залом нарастало раздражение. Вера решила, что этому способствует Лина, которая прежде не вызывала у нее отторжения. Но тут она кудахтала над ухом, рассказывая какие-то истории о живописи.
«Знайкой себя хочет преподнести или до мозгов костей учителка?» – топтала Верины мозги досада, и, скорее всего, на саму себя, потому что вспомнить что-либо про Ван-Гога не удавалось.
С другой стороны, наблюдая краем глаза за Никитой, Вера почувствовала в нем некую отстраненность. Он вел себя как-то безлико. Замечаний не отпускал, не улыбался и не задавал вопросов. То стоял рядом с женщинами, то уходил вперед и там облюбовывал какое-нибудь полотно. Потом исчез, и, хотя обе соседки были рядом, то есть вне подозрений, Вера занервничала. Ей удалось внешне сохранять спокойствие, но Лина, скорее всего, не поняла, какие усилия при этом приходилось ей прилагать.
– А теперь давайте найдем Никиту, – вдруг беззаботным тоном предложила она. – Я почти уверена, где он.
Веру заявление разозлило.
«Курица, что ты о себе возомнила? – начала она внутренний монолог. – Я живу с этим рохлей четверть века, знаю все его привычки и увертки. И я не понимаю, что с ним происходит сейчас. То в жмурки играет, то диктует свои условия. А ты, без году неделя как его увидела, – и раскусила? Не тут-то было. Мой муженек тот еще фрукт. Мама предупреждала. Тихий омут. Однако черт из него никакой. Вот эта смазливая Надежда пытается вызвать его на чувства. Только он на них слаб, девочка. Я-то знаю. У него либидо заснуло еще в тридцать лет. И просыпалось по будильнику раз в месяц.
А уж сейчас из летаргии и вовсе не выходит».
Вера хотела еще внутренне пообижаться, пожалеть себя и задать риторический вопрос: «Что же ты держишься за него столько лет?» Но не успела. Они вышли в огромный зал, у дальней стенки которого она увидела мужа. Он стоял перед небольшой темной картиной, сюжет которой Вера смогла разглядеть, только подойдя на близкое расстояние. Они встали у него за спиной. Молча. Однако Никита почувствовал.
– Странно, – как бы разговаривая с собой, начал он. – В проспекте пишут, что этой картиной он показал тяжелую жизнь крестьян. А мне кажется, что свою. Непризнанный талант, отвергнутый мужчина…
– Сочувствуешь… – вопроса в тоне Веры не было.
Надежда зыркнула в ее сторону, но рта не открыла.
– …Как он дышит, так и пишет… Не стараясь угодить… – вскользь обронила Лина и, чтобы снивелировать неловкость повисшей паузы, потянула женщин к маленькой картине, висевшей неподалеку.
– Ван Гог при жизни практически ничего не продал, – оптимистично сообщила она. – А вот эту удалось за пять франков. Но тут же деньги отдал бедной девушке.
– Проститутке? – это была Надежда.
– Нет, почему ты так решила?
– Я когда-то читала, что он не имел успеха у женщин и пользовался услугами жриц любви. Даже женился на одной из них.
– Какой срам… – Вера имела в виду не художника. Ей претили разговоры о сексе. – Давайте тему сменим. И вообще пора двигаться в порт.
Как ни странно, все с ней согласились. И прикупив несколько открыток-репродукций в магазинчике у выхода, отправились искать трамвайную остановку.
* * *
Никита брел за группой соплеменников по темнеющему городу. Именно это обстоятельство позволяло, как в театре, видеть только то, что происходит на сцене. Вот Ловииса, вооружившись маленьким рупором, попросила обратить внимание на Королевский дворец. Пока она называла даты и стили, люди фотографировались на фоне резиденции монарха. Побежали дальше по широкой улице. Встали.
– Биржа Берлаге – величайший памятник зодчества, – гид размахивала руками, чтобы обратить внимание на детали архитектуры. Но Никита запомнил лишь, что это одна из самых древних бирж в мире. Дальше остановились на вилке мостов. Везде велосипеды, группа старалась рассредоточиться между ними, одновременно не упуская из рассказа чичерони главное. Никита опять не смог зафиксироваться на информации, хотя всегда на экскурсиях это труда не составляло. А сейчас какие-то слова и фразы вдруг будили массу собственных воспоминаний и ассоциаций.
Ловииса подвела туристов к Башне плача. Она умела держать их внимание. Поэтому сначала, чтобы заинтересовать, – легенда. Затем исторические подробности, на закуску – что-то из реальной жизни горожан и объекта. Но как только она сообщила, что башня получила название из-за того, что на этом месте голландки провожали мужчин в долгое
