Лабиринт Ариадны (СИ) - Хаан Ашира
— Как тебя зовут? — зачем-то спрашиваю я.
— Не скажу.
— Почему?
— Хочу, чтобы ты вернулась хотя бы из любопытства.
Это уже какая-то другая сказка. Про красавицу и чудовище?
Ладонь соскальзывает с моей талии, и я понимаю это как — «быстро!»
Бегом!
В холл, к лифту, по лестнице, по коридору, к номеру. Скинуть вещи прямо на пол — в душ!
Ойкая, брею ноги под колкими теплыми струями, выскакиваю, заливая водой ковры на полу, раскидываю вещи из чемодана в поисках чего-нибудь кружевного.
Нет, под платье я брала утягивающие, я не хочу…
Нет, наоборот!
Я хочу!
Хочу, чтобы этот вечер закончился тем, что я узнаю, каковы на вкус его спелые сочные губы.
И не только губы.
Мамочки!
Платье ждет на вешалке, льнет к чуть влажной после душа коже. Сережки в уши, тушь по ресницам, острые золотистые шпильки с тонкими ремешками.
Золотистый клатч, поколебавшись — в него презервативы и ключ-карту от номера.
От собственного бесстыдства под кожей пылает пожар. Поздно винить соджу — это моя блядская натура, прав был Руслан, ну прав! Прав!
Пофиг.
Что там дальше? Пофиг.
Хоть раз в жизни трахнуть синеглазого бога!
Как же его зовут? Давно надо было зайти на сайте конференции и найти по фото. Но почему-то я этого не делала.
Как зовут синеглазого бога, что ждет меня внизу?
Аполлон?
Дионис?
Они такие разные.
Порядок и хаос, разум и чувства, искусство и бесстыдство, рациональность и звериная натура.
Музыка или вино?
Ох…
Распахиваю дверь, чуть не забываю закрыть, цоканье шпилек утопает в крадущих звуки мягких коврах.
— Ариадна!
Я уже делаю шаг в лифт, когда окрик ловит меня удавкой за шею. Оборачиваюсь и вижу полуобнаженного Ника в дверях его номера. Он в одних джинсах и босиком, волосы растрепаны, на переносице бликуют очки.
— Ты куда собралась? — удивляется он. — Постой!
Глава восемнадцатая. Гнев Ариадны
Глядя прямо Нику в глаза, я делаю шаг в лифт, одновременно разводя руками с самым невинным видом:
— Куда? Делать глупости!
— Ариадна! — он делает попытку меня догнать, но двери лифта явно успеют закрыться раньше. В последнюю секунду начальник в нем побеждает все остальные субличности, и Ник кричит мне вслед:
— Трансфер в пять сорок!
Лифт дергается, проглатывает первый из этажей по пути вниз, и я смеюсь вслух, запрокидывая голову к зеркальному потолку.
Голова легкая-легкая, и кажется, что завтрашнего дня не существует.
До пяти сорока еще столько времени!
Я успею.
И в следующую секунду все мысли о будущем испаряются у меня из головы. Потому что едва лифт открывает двери в холл, меня снова ловят мужские руки.
Задираю голову и ныряю в Черное море синих глаз с головой.
— Хочешь? — спрашивает их хозяин. — Вина?
Он слишком пристально смотрит на мои губы — мне даже неловко их облизывать, но они такие сухие!
— Хочу… — отвечаю хрипло. — Вина.
Мы точно про вино?
Но он сплетает свои пальцы с моими и тянет в сторону бара.
При виде нас бармен отрывается от важного дела превращения ледяного кубика в ледяной шарик и выставляет два глубоких бокала на стойку. Достает темную бутылку и наливает из нее густое и такое же темное вино.
Терпкий аромат ловит меня издалека, я втягиваю его ноздрями и вдруг чувствую такую невероятную жажду, словно прожила всю жизнь в пустыне и впервые получила возможность напиться.
Тянусь к бокалу с неприличным нетерпением, вдыхаю его запах, ощущаю, как вальяжно оно перекатывается по стенкам.
В полутьме бара синие глаза кажутся черными, но сияют, словно южные звезды.
— Попробуй, — говорит этот соблазнитель. — Это вино из нашей семейной винодельни. Оно называется «Смех Диониса».
Я хочу спросить, где его винодельня.
Спросить, как его имя.
Спросить что-то еще — важное.
Но не спрашиваю ничего.
Меня манит к себе вино. Обжигает губы терпкостью и свежестью, разливается под кожей теплом, наполняет ароматом солнца и листвы.
Кружит голову так, что хочется сделать шаг вперед, запрокинуть голову и притянуть мужчину рядом со мной ближе, запустить пальцы в его густые кудри…
И запить вино его поцелуем.
Теперь и мои глаза не отрываются от его губ. Упругих и сочных как виноград.
Прикусить тонкую кожицу и почувствовать, как она лопнет под языком, забрызгав меня соком.
Темнокудрый бог делает шаг ко мне, наклоняется и прихватывает зубами мою нижнюю губу. Слизываю винную терпкость с его языка и смеюсь прямо в поцелуе.
— У нас говорят, что хорошее вино утешает, а лучшее — веселит, — говорит он.
— Разве дело только в вине?
Мы застываем в шаге от стойки, словно забыв, что можно устроиться на стульях, положить сумочку, закинуть ногу на ногу, встряхнуть волосами, улыбнуться, рассказать что-нибудь легкое и забавное, ненароком коснуться руки.
Сделать все то, что делают в баре мужчины и женщины, которые знают, чем закончится вечер, но все-таки играют в эту вечную игру во флирт.
Но мы постоянно цепляемся друг за друга взглядами, пальцами. Качнувшись соприкасаемся бедрами, дышим одним воздухом, напоенным соком винограда.
— Можно задать один вопрос? — медленно говорит он.
— Всего один?
— Вокруг тебя сегодня было целых трое мужчин, смотрящих на тебя не безразлично. Кто же из них — твой?
На мгновение опускаю глаза, пряча в них отблески стыда.
Но поднимаю и наглею:
— Тогда я тоже задам вопрос, на который ты пообещаешь ответить!
— Любой.
Он отпивает глоток вина, которое пачкает его губы темно-красным, и мне так хочется его слизнуть…
— Кто ты такой? — торопливо спрашиваю я. Понимаю, что получилось путано и пытаюсь уточнить: — В смысле, ты тут главный или…
— Человек, который сегодня купил компанию, сделавшую твою любимую игру, прерывает он меня спокойно.
— Что?! — ахаю я. — Как? Когда? Что ты будешь с ней делать?
— Превращать в эффективное предприятие, которое поддерживает волшебный мир, который ты создала.
— Я создала? — удивляюсь. — Я только перевела.
— Да… «Только», — усмехается он. — Именно поэтому мне уже нажаловались на российский филиал, который во время разработки национального дополнения присылал столько правок, что половина программистов работала на них. Ни одной модели здания, внешности местного жителя, квеста не было одобрено с первого раза.
Где-то на полпути он переходит на английский. Видимо, работу ему проще обсуждать так.
— Нет, ну а что мне было делать! — защищаюсь я. — Если они присылают православный храм с матрешками вместо куполов! Если у них сарафаны на героинях — это перекрашенный корейский ханбок! А что они сделали с квестами, которые я попросила! У меня была богиня весны, у которой разбежались кролики из загона, а мне прислали богиню весны, у которой проблема с собачками — они не могут покакать!
От возмущения я делаю длинный глоток вина, едва чувствуя его вкус. Тепло разливается по коже, язык становится бойким, а возмущение — сильнее.
— Прости, что? — он хмурится.
Я надеялась, что на собачках он улыбнется. Все мои знакомые ржали, как кони, когда слышали эту историю.
Но из песни слова не выкинешь, и я развожу руками:
— Я в курсе, что у азиатов другие отношения с физиологическими потребностями, но как объяснить нашим игрокам, почему в дополнении по мотивам славянской культуры бегают собачки, которые не могут просраться?!
— Я так и думал, что проект вела ты.
— Нет, конечно! Я просто редактировала! — открещиваюсь я. — И не так уж много было правок! Где могла, я просто переписывала текст, не дергая никого. И даже скрипты сама переделывала. Но не оставлять же эти псевдо-сарафаны?
— Игроков за пределами России намного больше, а им нужна не достоверность, а яркость, — говорит Дионис, и в мой бокал льется темный водопад с розовой пеной.
