Медленный фокстрот - Александра Морозова
– Да ты и на своем оттуда не спешил, – прошипела я. – Ты что, вообще не волнуешься?
– А чего мне волноваться? Тут одни лузеры собрались, мы со связанными ногами их победим.
Я закрыла глаза, молясь, чтобы его никто не услышал.
Однажды на областных соревнованиях Даня устроил в раздевалке драку. Точнее, напали, конечно, на него, но, учитывая, что он мог молоть языком, это вообще неудивительно.
Я замечала за Даней, что в те моменты, когда обычные люди нервничают и волнуются, он начинает вести себя так, будто он один на свете умеет танцевать. Как будто ему вообще плевать на происходящее. Он делал вид, что все вокруг помешались и только он в здравом уме. Ну и, конечно, как будто все вокруг лузеры.
В таком состоянии ввязаться в драку проще простого.
– Умоляю, молчи, – прошептала я.
– Да ладно тебе, ты что, этого с трибуны слушать собралась? Он тебе расскажет, как все прекрасно, а что город, как помойка, – так это жители виноваты.
Девочка впереди нас осторожно обернулась и шикнула.
Я сжала Дане руку.
– Пардон, мадемуазель, – произнес Даня, а потом снова приблизился ко мне: – Жуткое платье. Ей не идет этот цвет.
Теперь к нам обернулся ее партнер, смерил Даню тяжелым, как чугунная ванна, взглядом. Даня выдержал этот взгляд и усмехнулся.
– Я тебя убью, Литвинов, – опять зашипела я.
– Да ладно тебе. Поехать за тридевять земель и даже с местными не подраться – это позор.
– Ты зачем сюда приехал?
– Боже, Лайм, ну хорош шипеть. Ты как гюрза[3].
– Замолчи!
Со всех сторон на меня посыпалось злобное шиканье. Я невольно опустила голову, чувствуя, как мое лицо пылает.
Даня трясся от беззвучного смеха.
Я его молча ненавидела. Теперь одна драка ему точно обеспечена.
Каждый тренер учит своих подопечных этике на паркете. Танец начинается еще до первых музыкальных аккордов, и важно не только танцевать, но и вести себя достойно. Говорят, что хорошую пару видно сразу. Когда Даня молчит, мы в самом деле красивая пара, я всегда чувствовала это, выходя на паркет, видела восхищение в глазах зрителей, судей. Но когда Даня открывает рот…
– Смотри, – снова затараторил он. – Она что, жар-птицу ощипала? Как она будет танцевать с такими рукавами?
У девушки из пары под номером 49 действительно было слишком уж много пуха на платье и огромных, почти до пола, рукавах. Да еще и цвета оно было ядрено-зеленого. Но Даня меня разозлил так, что ответила я только:
– Если ты сейчас же не заткнешься, танцевать будешь один!
Даня только фыркнул что-то среднее между «да господи» и «ну и пожалуйста».
Но стоило ему замолчать, как ко мне знакомой волной подкатила тошнотворная паника. Столько пар, все как на подбор… Захотелось пить и где-нибудь спрятаться, чтобы перевести дыхание. Свет стал не просто ярким, а обжигающим, глаза начали слезиться. Захотелось закрыться от него, спрятать лицо.
Я невольно стала переминаться с ноги на ногу и ненадолго задерживать дыхание. И тут теплые пальцы Дани осторожно коснулись моей ладони-ледышки.
– Дыши, – прошептал он. – Просто дыши.
Я послушно сделала глубокий до боли в груди вдох. И долгий освобождающий выдох.
– Пара 38, – одними губами произнесла я, но знала, что Даня меня слышит. – Смотри, какое красивое платье.
Белоснежное, воздушное, с приятно искрящимися блестками, с аккуратными, в меру пышными рукавами. Девушка в нем была, словно невеста, только вместо фаты в волосах – белая лилия, прикрепленная шпильками и лаком.
– Зато девчонка стремная, – тут же нашелся Даня и, чуть-чуть нагнувшись ко мне, добавил: – Из них всех ты – самая красивая. И платье на тебе сидит восхитительно.
Он сказал это без волнения и стеснения, как если бы сообщал другу, что у него крутые кроссовки, но я почувствовала, что покраснела пуще прежнего. Впрочем, под слоем косметики это, скорее всего, вряд ли кто-то заметил.
На мне было платье цвета распустившегося мака. Пока висело на вешалке, казалось, что оно слишком смелое для моей внешности. Но, когда я его надела, мама и Даня посмотрели на меня такими глазами, что я перестала сомневаться.
На выступление нам выпал номер 13. Даня обожал это число. Я думаю, из ненависти к предрассудкам. Он же уверял, что оно в самом деле приносит ему удачу.
– Ты туфли смочил? – спросила я.
Когда мы вышли на паркет перед турниром, то сразу поняли, что туфли будут скользить. Чтобы этого не происходило, подошвы необходимо было опрыскивать водой.
– Да смочил, смочил, – ответил Даня. – При тебе же еще. Забыла?
Нам нужно было оттанцевать десять танцев – европейскую и латиноамериканскую программы. В моменты паники, еще пока мы стояли на открытии чемпионата, я начинала волноваться за каждый танец в отдельности.
Даня, чувствуя, что у меня внутри все кипит, принимался шутить и строить из себя дурачка. Я снова на него шипела, но уже не так рьяно. В итоге парень со сросшейся бровью даже пихнул его локтем. Даня пошатнулся, но отвечать не стал.
– Ну все, – азартно улыбаясь, сказал он. – Не зря приехали.
Я закрыла глаза, заклиная себя после того, как все закончится, не спускать с Дани глаз.
Удивительно, но нас еще ни разу не выгоняли с соревнований за его поведение. Обычно все разборки он позволял себе подальше от паркета – где-нибудь в раздевалке или за пределами спортивных комплексов. Если что-то случалось в зале, он всеми силами терпел, чтобы поквитаться с обидчиком после.
Мы начали со стандарта. Я всей душой ждала медленный фокстрот. Он всегда меня успокаивал, словно между выступлениями у нас с Даней вдруг появлялась возможность поплавать на лодке по озеру. Эти баюкающие, скользящие движения. Это бесконечное, закольцованное slow-quick-quick-slow-quick-quick[4]…
Еще и песню подобрали воистину шикарную – Can’t smile without you[5]. Я слышала, как ее исполнял Барри Манилоу[6], но здесь чуть ускорили темп, потому что сама по себе мелодия слишком растянута для медленного фокстрота.
Несколько пар собрались в центре, и Даня то и дело менял направление, чтобы не попасть в толпу. Когда все сбились в кучу и не разберешь кто где, – это уже не танец. Поэтому Даня выкидывал фигуры, если видел, что нас может затянуть в это месиво. Я уже давно научилась понимать, что он делает и зачем, и в большинстве случаев ему не надо было ничего мне объяснять. Иногда я словно заранее знала,
