Марш-бросок к алтарю - Елена Ивановна Логунова
Против назначенного работодательницей срока мы опоздали всего на десять минут, однако эксплуататорша Котова осталась этим очень недовольна. Она даже заикнулась насчет того, чтобы снизить мои скромные комиссионные! Я была категорически против, за развернувшейся дискуссией мы с Лариской задержались у ворот, а смирный Даня пошел знакомиться с помещением и оборудованием. Через минуту после того, как он под звуки свадебного марша перешел бутафорский подъемный мост, приятная музыка композитора Мендельсона трансформировалась в непредусмотренный партитурой визгливый вой, раздирающий уши. Затем стало тихо, и послышался мужской голос, озадаченно приговаривающий: «Что за черт, не пойму, фигня какая-то, я же все проверял!» Новая проблема заставила Лару забыть о шкурном желании сократить мое вознаграждение, и она умчалась в ресторан — разбираться.
Я не спеша прогулялась вдоль декоративного крепостного рва и полюбовалась плавающими в воде ромашками. Потом посидела на бережочке, как васнецовская Аленушка, и понаблюдала за флористкой, которая ловко прореживала цветочные композиции, удаляя из них увядшую зелень и поникшие цветы. Чувствовалось, что при таком рачительном подходе и должной фантазии исходный материал может служить чрезвычайно долго, в разных комбинациях украшая собой целую череду все менее пышных свадеб, а в финале — еще и какие-нибудь скромные похороны. Веточки самшита, к примеру, явно относятся к флористическим продуктам длительного хранения, а из них запросто можно соорудить прелестный траурный веночек!
— Инка, ты когда-нибудь плела гирлянды? — деловито спросила меня незаметно подошедшая Лариса.
Гирлянды однозначно проассоциировались у меня с венками. Я машинально перекрестилась и сказала:
— Нет пока, бог миловал!
— А что так-то? Никакой работы чураться не надо, — укорила меня Лариса. — Тем более что я тебе еще сотню-другую накину, если ты Галке поможешь.
— Галка — это кто? — поинтересовалась я, озираясь и при этом игнорируя разную птичью братию.
Ясно же было, что Галка, нуждающаяся в моей помощи, — это не птица. Помогать пернатым галкам меня в последний раз агитировали на уроке природоведения в пятом классе средней школы. Помнится, тогда я откликнулась на призыв, и кормушка, сооруженная из пластиковой бутылки, уродовала наш подоконник до тех пор, пока не обрушилась под тяжестью крупы, сверх меры засыпанной в емкость хлебосольным папулей.
— Галка — это я! — послышалось из-за зубчатой стены.
Я пошла на голос и обнаружила в тихом закутке двора простоволосую деву в долгополом льняном платье. В замковых декорациях барышня смотрелась вполне аутентично — как очень бедная средневековая принцесса, но вела она себя неподобающе — как пьяный витязь. Засучив рукава, дева с неясной целью трясла и дергала длинную связку надувных шаров. При этом гирлянда была похожа на китайского змея, судорожно сопротивляющегося попыткам славянской богатырши досрочно прервать его земное существование. Нарядный разноцветный змей вызывал сочувствие и симпатию. Хотелось прочесть темной средневековой деве лекцию о необходимости гуманного обращения с редкими животными.
— Пошто животинку мучаете? — вырвалось у меня.
— Что?
Змей страдальчески крякнул и отцепился от стены. Не удержавшись на ногах, дева шлепнулась на пятую точку и выругалась:
— Проклятые шары! Как я их ненавижу!
— Большинству людей надувные шарики нравятся, — заметила я, помогая Галке подняться.
— Они навсегда вам разонравятся, как только вы надуете сотню-другую, — пообещала она.
— Это за сотню-другую рублей? — пробормотала я, осознав, что Лара Котова слишком дешево оценила мой неквалифицированный труд.
— Но надувать мы будем потом, — сказала Галка. — Позже. Сначала надо выбрать из гирлянды все некондиционные шары. Видите, тут некоторые лопнули, а другие просто сдулись и сморщились — такие надо аккуратно срезать, а на их место привязать новые.
Наставница вручила мне кривые маникюрные ножницы, и мы с ней разошлись к разным концам гирлянды — как мультипликационные герои Котенок Гав и его приятель-щенок, намеревающиеся встретиться на середине сосиски.
Галка продвигалась быстрее. Я много времени тратила на то, чтобы определить — кондиционный шар или нет. Увеличивать число некондиционных не хотелось, чтобы потом не пришлось чрезмерно усердствовать с надуванием. Поэтому я была не слишком критична и пропустила во второй тайм несколько откровенно сомнительных шариков.
— А с тобой что делать? — вполголоса обратилась я к очередному кандидату на вылет из гирлянды, придирчиво пощупав его обмякшую резиновую плоть. — Ой!
Шарик сам собой развернулся — оказывается, до этого он был ориентирован ко мне затылком. Теперь я увидела лицо. Сказать по этому поводу «Ой!» значило не сказать ничего. При виде ЭТОГО лица имело смысл вытянуться во фрунт, взять под козырек и вдохновенно запеть государственный гимн России.
— Ты-то... То есть, простите, Вы-то как сюда попали?! — пробормотала я, посмотрев на лицо Премьера, которому похудание шарика добавило ранних морщин.
Понятно было, что уж этому необыкновенно важному и торжественному украшению совершенно точно не место в одном ряду с глупыми и бессмысленными разноцветными пузырями. Я очень осторожно и аккуратно произвела ампутацию ВИП-шарика, затем с помощью ногтей развязала его, спустила оставшийся воздух и спрятала резиновую тряпочку государственной важности в карман.
Дальнейший процесс реанимации воздушно-шарового змея проходил в штатном режиме и занял около часа. Когда мы с Галиной, кряхтя и охая, водружали обновленную гирлянду над воротами, в них уже входили первые гости второго свадебного дня.
— Гони мои денежки! — потребовала я у Лариски, едва спустившись со стремянки.
— Давай после праздника? — поморщилась она.
— Утром деньги, вечером стулья! — напомнила я.
— Ну, ладно, ладно, — тиранша сдалась. — Вот. Твои шестьсот.
— Я надула двадцать шариков! — возмутилась я. — У меня щеки болят, как у трубача после военного парада! По-твоему, я заработала всего сотню?!
— По-моему, да! — нагло ответила эксплуататорша Котова.
Тогда я обиделась и ушла, даже не отведав толком свадебного угощения.
Пропустила половину веселья, ехала домой на трамвае и ворчала:
— Ну, ладно, Лариска, обратишься ты ко мне еще с какой-нибудь просьбой! Я тебе припомню эту недоплаченную сотню!
Жалко было не столько денег, сколько погубленной веры в простую человеческую порядочность. Внутренний голос успокаивал меня, обещая, что справедливое мироздание рано или поздно как-нибудь накажет бессовестную Лариску и чем-нибудь
