Необратимость - Челли Сент-Клер
Вскоре после того, как мы решили уехать из города, нам подвернулась выгодная сделка по приобретению участка земли в сельской местности у подножия горы Диабло, известной также как место обитания тарантулов в осенний период. Нет нужды говорить, что Эверли не может дождаться сентября.
Я опускаю паука на кухонный стол — потому что мы действительно странная пара — и возвращаюсь к девушке, которая ждет с завязанными глазами, полностью доверившись мне. Взяв ее руки в свои, я веду ее к стене, разделяющей гостиную и столовую в столетнем доме, который мы купили две недели назад. Толстая штукатурка и около пятидесяти слоев краски разделяют комнаты, и, убедившись, что она не является несущей, я решил, что она нам не нужна. Там же лежит кувалда, поскольку я занимался ремонтом, пока ее не было.
Я хотел подождать, чтобы сделать это с ней.
— Я должна быть голой? — спрашивает она, когда я подвожу ее к нужному месту.
Это почти заставляет меня рассмеяться вслух — она слишком хорошо меня знает. И сейчас мысль о ней, голой, искушает меня отказаться от своих планов. Но…
— Я немного ненавижу себя за то, что говорю это, но не сейчас. Наверное, это будет не очень безопасно.
— Ладно… — Она растягивает слово, прикусив нижнюю губу. — Мне стоит беспокоиться?
Встав у нее за спиной, я обнимаю ее одной рукой, другой беру кувалду и кусаю ее за плечо.
— А ты как думаешь? — Когда она ухмыляется, я целую след укуса. — У меня есть кое-что для тебя. Оно тяжелое, так что будь готова.
Она двусмысленно хмыкает.
— Ты еще хуже, чем я. — Я ослабляю хватку на ее талии настолько, чтобы шлепнуть ее по заднице. Затем вкладываю рукоятку в ее руки и снимаю повязку с глаз.
Она бросает взгляд на кувалду, затем поворачивает голову и смотрит на меня, вопрос отражается в ее глазах.
— Думаю, нам нужна более открытая планировка. Хочешь заняться сносом?
Ее лицо загорается, и она возвращается к инструменту.
— О, черт возьми, да.
— Это моя девочка. — Я отхожу на несколько футов в сторону, давая ей возможность размахнуться. — Вперед.
Подняв ее так высоко, как только может, она замирает, моргает, а затем наносит мощный удар по стене.
Один раз.
Два.
Снова.
И снова.
Стена принимает ее ярость, покрываясь трещинами, сколами и вмятинами, каждый взмах сопровождается милым тихим рычанием. Я не сразу понимаю свою ошибку — Эверли чертовски целеустремленная, но при росте в пять футов два дюйма и весе чуть больше ста фунтов она явно не создана для того, чтобы пробивать укрепленную стену. Дом сопротивляется, и у нее на лбу выступают капельки пота.
Она не останавливается. В выражении ее лица — буря силы, гнева и отчаяния — неумолимое слияние, которое заставляет ее продолжать размахиваться, даже когда ее руки устают, а на глаза наворачиваются слезы. Она слишком упряма, чтобы сдаться, и именно поэтому я встаю за ней, касаясь грудью ее спины. Я накрываю ее руки своими, усиливая ее хватку.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — шепчу я ей на ухо.
Тяжело дыша, она слегка кивает, а пальцы крепче сжимают рукоятку.
У меня свои проблемы со стенами.
Вместе мы бьем, бьем и бьем по ней, превращая вмятины в дыры, а затем в щели, достаточно большие, чтобы можно было разглядеть столовую за ними. Воздух прохладный, но по моей спине течет пот. Эверли тяжело дышит, заряженная чем-то, что выходит за рамки обычных усилий.
Это освобождение.
Это то, на что я надеялся. Потому что, хотя я и не умею выражать свои мысли словами, я умею читать людей — и в первую очередь ее. Я видел, как ее пальцы скользят по белым стенам этого места, как ее ладонь задерживается там, словно она наполовину ожидает ответа с другой стороны. Как будто поверхность — это одновременно и враг, и друг.
Когда стена начинает поддаваться, я отступаю и предоставляю ей решать, хочет ли она продолжать без меня. Она уже набрала обороты, и я минуту наблюдаю за тем, как она фыркает и рычит, обретая второе дыхание, которое заставляет ее бить сильнее.
Черт, как же это сексуально.
В столовой на ящике стоит коробка с бутылками воды, и я иду за ними, чтобы взять по одной для каждого из нас.
Пока я там, у нее происходит прорыв.
В буквальном смысле.
Кувалда пробивает стену, после чего огромный кусок штукатурки падает на пол возле моих ног, разбиваясь на куски. Теперь там щель размером с ребенка.
Почти готово.
Она продолжает. Дыра растет, пока не становится достаточно широкой, чтобы в нее пролезть. Звуки трескающегося дерева, ломающейся штукатурки и ее рычание, вызванное прилагаемыми усилиями, эхом разносятся по пространству. В любую минуту я ожидаю увидеть, как грива волос, покрытых белой штукатуркой, триумфально выходит из отверстия и присоединяется ко мне на другой стороне.
Но ее рычание превращается в нечто большее. Что-то более тяжелое.
Ее удары замедляются, дыхание сбивается. Кувалда выскальзывает из ее пальцев и с тяжелым стуком падает на пол. Пыль повисает в воздухе, как облако, и я смотрю в отверстие в стене как раз вовремя, чтобы увидеть, как она ломается.
Черт.
Я хмурюсь, заглядывая в неровную щель.
— Пчелка?
Ее глаза наполняются слезами, которые проливаются и смачивают кончики ее волос. Она стоит там, ее плечи дрожат, руки прижаты к коленям, и она смотрит на меня так, будто никогда раньше меня не видела.
— Привет, — шепчу я с другой стороны.
Она качает головой. Прикрывает рот рукой.
У нее вырывается всхлипывание.
Я, не раздумывая, шагаю через проем, сокращая расстояние между нами.
Когда ее колени подгибаются, я ловлю ее, она прижимается и рыдает у меня на груди. Я заключаю ее у крепкие объятия, одной рукой поддерживая за плечи, другой прижимая к себе ее голову, и она, наконец, выплескивает все это. Я чувствую, как ее грудь поднимается и опускается резкими толчками, когда эмоции вырываются наружу, словно прорвав стену, груз которой она несла в течение нескольких лет.
Мне больно смотреть на это, но я знаю, что она выстоит.
Она освободится.
Эверли поднимает глаза, пока я обнимаю ее, и сквозь слезы прорываются сдавленные слова.
— Я не думала, что это будет так.
— Как? — спрашиваю я, убирая с ее лица прядь волос, покрытых штукатуркой.
— Как будто я снова могу дышать. — Ее голос дрожит,
