Утро туманное - Вера Александровна Колочкова
Лялька испуганно спряталась за ее спину, и Капитолина Ивановна произнесла добродушно:
– Да не бойся, деточка… Не съем… Здесь никого не едят, не бойся…
– А Маргарита Павловна сегодня на месте, не знаете? – уняв волнение, спросила Наташа.
– Да работает, что ей сделается…
– А можно мы пройдем? Мне с ней поговорить надо.
– Да проходите, проходите… Чай, ты здесь не чужая…
Маргарита Павловна встретила ее не то чтобы холодно, но слегка отстраненно. Видимо, не забыла обиду. Оглядела ее с ног до головы, вздохнула, произнесла неопределенно-грустно:
– М-да… Значит, ты теперь мать… Одна ребенка воспитываешь?
– Да… Вот, это моя дочка, Оля Воронцова. Вы не могли бы ее посмотреть, Маргарита Павловна? Говорят, у нее способности…
– Ну отчего же не посмотреть? Посмотрю. Может, это яблочко как раз недалеко от яблони упало. Идемте в класс…
После просмотра Маргарита Павловна вынесла вердикт.
– Да, способности у девочки есть, безусловно… Хотя, если честно, ты лучше была. Помню, как я тебя увидела тогда, еще малявку… И сердце вдруг ёкнуло! Да, что-то было в тебе такое… Манкое, особенное. Чувствовался талант. Да плюс эта твоя одержимость… Ты ведь очень хотела трудиться, до самоистязания, до изнеможения, помнишь?
– Да. Помню, конечно. А в Оле… Разве в ней всего этого нет?
– Не знаю. Поживем – увидим. Я, конечно, могу ее взять к себе… Хотя это трудно будет, нынче конкурс большой. Если только на платной основе договориться… Ты как, потянешь?
– Конечно, Маргарита Павловна! Да я в лепешку расшибусь, что вы! Я подработку возьму…
На том и порешили, и Ляльку в балетную школу приняли. Первое время Наташа плакала, мучилась тревогой за дочь – как она там без нее? Моталась в областной центр каждый выходной… Хотя и выходных этих немного получалось урвать, приходилось еще в свободное время подрабатывать. Уставала страшно, конечно, а потом попривыкла как-то. Утешила себя мыслью, что у Ляльки все должно получиться. Если у нее не получилось, то у Ляльки – уж обязательно! Должна же быть какая-то справедливость в жизни…
Так шло время. Оно быстро идет, когда некогда о себе подумать. Когда одной целью живешь. Когда до минимума сокращаешь собственные потребности, думая о чем-то большем. И даже увлекаешься этим, и вроде как жизнь твоя и не убогая вовсе, а великой целью оправданная. И привыкаешь… И идешь к этой цели, идешь… Тем более учителя ее доченьку хвалят, и даже в Оперном театре в «Лебедином озере» она танцевала – одну из четырех маленьких лебедей… Да она и сама на том спектакле чуть с ума не сошла! Так волновалась! Смотрела на Ляльку и плакала чуть ли не навзрыд, и соседи по ряду смотрели на нее удивленно. Не объяснишь же им, что это для нее значит…
Да, жизнь обещала в лице Ляльки сатисфакцию за ее неудачу. Катька оказалась права, было в этом что-то такое, было…
Было, да не случилось. Когда Ляльке исполнилось четырнадцать, неожиданно объявила, что не хочет больше учиться. Что хочет домой, хочет ходить в обычную школу и быть как все. Уперлась на своем, и точка! И ничего нельзя было сделать, ничего… А что сделаешь, если однажды она заявилась домой со всеми вещичками и громко заявила с порога:
– Я насовсем приехала, мам! Я больше не хочу быть в этой тюрьме! Не хочу с утра до вечера пахать как лошадь! Я поняла, что это не мое…
Наташа стояла в прихожей как громом пораженная. Сказать ничего не могла. А Лялька продолжила деловито:
– У нас есть что-нибудь вкусное, мам? Я теперь буду есть только вкусное. Нажрусь от души… И сладкого хочу, много сладкого… Хватит с меня этой пытки, этого бесконечного взвешивания! Я сама так хочу, мам! Я взрослая уже, имею право выбирать, чего я хочу, чего нет! Мне четырнадцать лет уже, между прочим! А скоро пятнадцать будет!
Надо было что-то сказать ей, отреагировать как-то, но Наташа не могла. Будто разом ее жизнь кончилась. Будто свет внутри нее выключили, и стало темно. В одну минуту – и конец…
Постояла еще немного, пытаясь прийти в себя, потом спросила тихо:
– Как же так, Ляль? Как же так… А я-то теперь как же…
Дочь выглянула из кухни с бутербродом в руке, проговорила с набитым ртом:
– Я не поняла, мам… При чем тут ты, не поняла? Я думала, ты мне обрадуешься… Сама же говоришь все время, что ужасно скучаешь?
– Да, скучаю… Но я же… Я так хотела, чтобы ты… Я так старалась… Я же все ради тебя, Ляль… Живу для тебя, работаю для тебя, во всем себе отказываю для тебя…
– Ну так не отказывай, в чем дело-то? Живи как хочешь. И вообще… Почему я должна делать то, что мне не нравится?
– Но ведь тебе нравилось учиться, Ляль…
– Ну нравилось. Потом разонравилось. Не хочу больше. И давай не будем об этом, пожалуйста! Иначе я подумаю, что ты мне не рада! Что ты меня не любишь!
– Да не говори глупости, Ляль. Конечно, я рада.
– Ну и замечательно! Вот и решили все! А ты в какую школу меня запишешь, мам? Можно я сама школу выберу, ладно? С ребятами местными потусуюсь, посоветуюсь…
Наташа кивнула. Поняла, что спорить дальше бесполезно. Характер у Ляльки с возрастом стал такой – лишний раз не поспоришь.
И началась у нее другая жизнь. Можно сказать, невыносимая. Потому что Ляльку будто понесло, хватала вольную жизнь кусками, глотала, не прожевывая. Быстро появились подруги, компании, тусовки. Тинейджерские одежки невыносимые – все эти штаны широченные, ботинки на толстой подошве, худи ужасные – как это можно носить вообще? Все, что покупала из одежды Наташа, Лялькой отвергалось напрочь. Приходилось мириться – не голой же ей ходить… И было непонятно, что со всем этим дальше делать, как дочь воспитывать… Ведь она не слышит ее совсем, не понимает! Хоть кричи, хоть плачь, хоть взывай к совести! И в школу на собрания теперь надо ходить как на пытку. Слушать, что ребенок неуправляем, что уроки прогуливает, что с плохой компанией связалась. Приходить с этого собрания и плакать отчаянно:
– Доченька, Лялечка, ну что это такое, а? Я не понимаю, что с тобой происходит… Ну объясни мне, почему ты такая, откуда это все в тебе, а? Что я не так делаю?
– Да все так, мам, успокойся. Как хочу, так и живу. Мне так нравится.
– Да что значит – как хочу? А дальше что будет, Ляль? Ну пожалей меня, доченька, прошу тебя… Ведь я же все для тебя делаю, что могу, я же стараюсь… Да я тебе жизнь свою посвятила, всю, без остатка! Я ведь живу только тобой… У меня нет ничего больше! Меня нет, понимаешь? Ты же всю мою жизнь перечеркиваешь своим поведением!
– А не надо моей жизнью жить, мамочка. Живи своей, кто ж тебе не дает?
– Ах ты, дрянь такая… Да как ты мне можешь это говорить? Да я же все делаю только для тебя, живу для тебя… Одеваюсь как оборванка, каждую копейку считаю, во всем себе отказываю, чтобы только у тебя все было! Ну чего тебе еще не хватает, чего? Да ты хоть знаешь, что я… Если бы не ты… Кем бы я могла стать, если бы не ты? Дрянь неблагодарная, я же всю свою жизнь порушила, к ногам твоим кинула! В жертву себя принесла! А ты…
Лялька стояла, смотрела на нее удивленно и с горечью. Потом повернулась, ушла в прихожую. Хлопнула дверь… И это хлопок будто ударил по сердцу. Схватилась за голову, осела на диван, приговаривая: «Господи, что же я наделала, что…»
Потом долго сидела, в себя прийти не могла. Сгоряча и вспомнить не могла, что давеча Ляльке наговорила. Только понимала – сказала что-то ужасное. Но ведь это не в первый раз… Не в первый раз они ссорятся! И раньше такое было… И раньше Лялька психовала и уходила, а к ночи все равно возвращалась. И сейчас вернется…
Лялька не вернулась. Вот и ночь прошла. Тяжелая ночь, бессонная. И это окно… И грязно-розовый свет зари глядит на город через клочья
