Разрушенные - Кристи Бромберг
— Лежать, мальчик!
И от этого голоса у меня сразу все опускается.
— Что-то не так, Бэкс?
— Очевидно, ты, если не перестанешь смотреть на нее так, будто хочешь нагнуть над шезлонгом и оттрахать до забытья, — говорит он, делая большой глоток пива.
Ну, мысль хорошая.
Я стону.
— Спасибо за картинку, чувак, потому что сейчас это совсем не помогает, — отвечаю я, закатывая глаза и качая головой, прежде чем оглянуться, чтобы убедиться, что мальчики достаточно далеко, и не могут услышать, как мы говорим о том, как я хочу замарать их чертовски сексуального воспитателя. И, мой Бог, она ходячий эротический сон. Снова ерзаю в кресле, наблюдая, как она садится на корточки и поправляет верх купальника, прежде чем намазать Зандера солнцезащитным кремом.
Качаю головой, думая о том, как она беспокоилась, выбирая купальник для вечеринки у бассейна с мальчиками. Даже в красном сплошном куске ткани, который она посчитала приличным, каждый ее гребаный изгиб виден как на ладони, словно чертов маршрут на карте, соблазняющий меня испробовать его на тест-драйве.
Впереди опасные повороты? Похрен. Давайте. Их. Сюда. Я мужчина, живущий опасностью. Она меня возбуждает. И черт меня дери, если я не жажду получить ключи прямо сейчас.
Поговорим о рычащих и рвущихся вперед моторах.
— Судя по твоему сопливому выражению лица, все идет хорошо? — спрашивает Бэкс, садясь рядом со мной и отрывая от грязных мыслей.
— В основном. — Открываю еще одну бутылку и делаю глоток.
— Прошу, только не говори мне, что тебя одомашнили и прочее.
— Одомашнили? Черт, нет. — Я смеюсь. — Хотя эта женщина смотрится чертовски сексуально, толкая впереди меня тележку с продуктами. — Могу представить это прямо сейчас, и будь я проклят, если эта мысль не вызывает у меня желания овладеть ею.
— Ты, Колтон Донаван, ступил ногой в продуктовый магазин? — прыскает он.
— Да. — Поднимаю брови и ухмыляюсь при виде шока на его лице.
— И не только для того, чтобы купить презервативы?
Ничего не могу поделать. Мне нравится над ним прикалываться. Это так чертовски просто.
— Не, они больше не нужны, если у тебя есть членская карта доступа в частый клуб.
— Господи Иисусе, чувак, ты пытаешься заставить меня захлебнуться пивом? — он вытирает пиво с подбородка, вылившегося из его рта.
— У меня есть кое-что еще, чем ты можешь подавиться, — бормочу я, когда мой взгляд возвращается к наклонившейся Райли, моему непрерывному полустояку. Я так сосредоточен на ней и своих извращенных, но охрененно приятных мыслях о том, что смогу сделать с ней позже, что не слышу слов Бэкса. — А? — спрашиваю я.
— Чувак, да ты просто долбаный подкаблучник, да?
Смотрю на него, готовый защищать свое гребаное мужеское достоинство, когда понимаю, что оно там, где я хочу, чтобы оно было: в гребаных руках Райли — идеальная комбинация сладкого и острого. Поэтому я смеюсь, качаю головой, подношу пиво к губам и пожимаю плечами.
— Пока этот каблук принадлежит ее киске, я, черт возьми, в игре.
Бэкс снова давится, но на этот раз от смеха, и я похлопываю его по спине, а Рай смотрит на нас, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
— Бог мой! Должно быть, это лучшая гребаная киска-вуду, когда-либо укротившая Колтона, мать его, Донавана.
— Укротившая? Никогда. — Посмеиваюсь и качаю головой, откидываясь на спинку стула, чтобы взглянуть на него. — Но один засранец… э — э… друг… заставил меня понять, как сильно мне нравится чертов алфавит.
— Тогда этот друг заслуживает в качестве благодарности до хрена пива. — Он пожимает плечами. — Или взамен этого хорошенькую сладенькую попку.
Фыркаю от смеха, благодарный за его сарказм, чтобы избежать разговоров о глубоких чувствах и прочем дерьме, которые мне не очень комфортно обсуждать. Я еще привыкаю говорить такого рода вещи Рай, и чертовски уверен, что не собираюсь откровенничать с Бэксом.
— У нее есть горячая подружка, — говорю я ему, поднимая бровь, повторяя то, что сказал в тот вечер, когда уговорил его взять Рай с нами в Вегас, и зарабатываю в ответ фырканье.
— Еще какая, — бормочет он, но прежде, чем я успеваю ответить, Эйден бомбочкой прыгает в бассейн, обрушивая на нас волну брызг. Мы начинаем смеяться, слова забываются, солнечные очки теперь забрызганы водой.
— Эй, — говорит он, и я оглядываюсь на него. — Я должен был наговорить тебе этой херни, потому что так мы забавляемся… но я действительно рад за тебя, Вуд. Не облажайся.
Улыбаюсь ему. Придурок.
— Спасибо за вотум доверия, чувак.
— В любое время, мужик. В любое время. — Мы сидим в тишине, оба наблюдаем за мальчиками, которые ведут себя так, как и должны вести себя дети. — Так ты готов?
Голос Бэкса отвлекает меня от мыслей и возвращает к тому, на чем я должен сосредоточиться: на гонке на следующей неделе. Первый раз оказаться в машине после аварии. Педаль до пола и следующий поворот налево. И, черт меня побери, если от одной мысли об этом у меня не подскакивает давление.
Но я справлюсь.
— Черт, я родился готовым, — говорю я ему, стукаясь горлышком своей бутылки о горлышко его. — Клетчатый флаг мой.
— Да, черт возьми, — говорит он, глядя на свой телефон, куда пришло сообщение, и мои глаза возвращаются к Райли и мыслям о конкретной паре клетчатых трусиков, которые я так и не заполучил. Я чертовски уверен, что должен это исправить.
Качаю головой, откидываюсь на спинку стула и смотрю, как мальчики прыгают в бассейн, подначивая друг друга. Сижу и жду, но этого не происходит. Гребаного укола ревности, который я испытывал, видя мальчиков, которые вели себя так, как никогда не вел себя я. Потому что, даже после усыновления, внутри меня по-прежнему присутствовал страх, я его по-прежнему чертовски остро чувствовал.
Райли ловит мой взгляд с другого конца террасы, и эти чертовски сексуальные, как грех, губы широко улыбаются. Убейте меня на месте. Мои яйца сжимаются, в груди тесно при мысли, что это я стал причиной этой улыбки на ее губах. Эта женщина мой криптонит.
Кому еще я позволю пригласить семерых мальчиков в свой дом на вечеринку у бассейна, чтобы отпраздновать здесь начало лета? С какой еще женщиной я мог бы поделиться своими демонами, и вместо того, чтобы убежать от меня с воплями, она смотрит мне в глаза и говорит, что я храбрый? Кто еще мог оставить шрам на своей