Разрушенные - Кристи Бромберг
Гребаные клетчатые флаги, алфавиты и простыни. Когда, черт возьми, все это стало для меня нормально?
Качаю головой, притворяясь, что не хочу этого, но будь я проклят, если смогу отвести от нее взгляд хотя бы на секунду, прежде чем мои глаза снова ее не отыщут.
Беру новое пиво, которое протягивает мне Бэкс, делаю глоток и смотрю на него, а он, смеясь, качает головой.
— Что?
— Черт, ты собираешься жениться на ней.
Теперь моя очередь подавиться пивом. Сгибаюсь пополам в приступе кашля, Бэкс слишком сильно хлопает меня по спине.
— Он в порядке! — слышу я его слова, когда пытаюсь сдержать кашель, смешанный со смехом, обжигающим горло. — С ним все в порядке, — повторяет он, и я слышу в его голосе веселье.
— Отвали, Бэкс! — наконец-то мне удается оправиться. — Этого не случится! Нет колец — нет обязательств, — со смехом повторяю я наш старый девиз. А потом поднимаю глаза и вижу Рай. Она сидит на краю бассейна с диетической колой в руке и исполняет роль судьи в игре Марко Поло. Рикки ловят на том, что он вылез из бассейна, и Райли откидывает голову назад, смеясь над чем-то, что говорит ему Скутер.
И сейчас в ней есть что-то: волосы, подсвеченные солнцем, беззаботный смех и, очевидно, любовь ко всем окружающим. Что-то в том, что она находилась с мальчиками, делая их жизнь нормальной в месте, которое никогда не было настоящим домом до того момента — до нее — ударяет по мне сильнее, чем тот гребаный новичок Джеймсон во Флориде. Заставляет меня думать о навеки вечном и прочем дерьме, которое полгода назад ни за что бы не пришло мне в голову.
Должно быть, Бэкс пробрался мне в мозги. Вбил туда всякой херни. Придурок должен, нахрен, заткнуться о дерьме, которому не быть.
Никогда.
Так какого хрена мне интересно, как Рай будет выглядеть в белом? Почему мне интересно, как прозвучит вслух Райли Донаван?
Никогда. Пытаюсь выбросить эти мысли из головы, но они остаются, пугая меня до чертиков.
— Этому не бывать. — Смеюсь я, неуверенный, повторяю ли я эти слова, чтобы убедить Бэкса или себя. Оглядываюсь на Рай. Поговорим о том, как ринуться в атаку с пистолетом наголо, когда я еще даже не нашел пуль, чтобы его зарядить. Гребаный Бэккет. — Укрощение — это одно, ублюдок. Надеть на себя брачные оковы? — я присвистываю. — Это совсем другая игра, которая мне не интересна. — Я снова качаю головой, глядя на его ухмылку, встаю со стула. — И никогда не будет.
— Это мы посмотрим, — говорит он с ухмылкой, которую мне хочется стереть с его лица.
— Чувак, ты чувствуешь это? — спрашиваю я, разводя руки в стороны и подставляя лицо солнцу, прежде чем снова на него посмотреть.
— Что?
— Это называется жара, Дэниэлс. Ад не может замерзнуть, если снаружи все еще жарко, — бросаю я через плечо, прежде чем подойти к краю бассейна. Разговор окончен. Больше никакого трепа про брак и прочее дерьмо.
Он хочет, чтобы у меня случился сердечный приступ?
Черт.
— Бомбочкой! — кричу я, прежде чем прыгнуть в воду, надеясь создать в бассейне больше гребаного волнения, чем Бэкс пытается создать в моей голове.
ГЛАВА 41
Когда я выхожу из фургона впереди Колтона, дежа вю ударяет меня, словно поезд. Влажная жара Форт Уорта обрушивается мгновенно, но пот, струящийся по моей спине, не имеет ничего общего с погодой, а лишь с тревогой, пронизывающей каждый нерв.
Из-за Колтона.
И из-за машины, к которой мы направляемся.
Знаю, он нервничает, чувствую это по его крепко сжатым пальцам, переплетенных с моими, но его внешний вид не отражает ничего, кроме человека, готовящегося выполнить свою работу. Люди вокруг нас непрерывно болтают, но Колтон, Бэкс и я сходим с поля как единое целое, полностью сосредоточенные.
Пытаюсь отогнать воспоминания, атакующие мой разум, казаться спокойной, хотя каждая клеточка моего существа вибрирует от отчаянного беспокойства.
— Ты в порядке? — омывает меня его хриплый голос, чувствую вину за его беспокойство обо мне, так как это я должна успокаивать его.
Не могу ему лгать. Он поймет и будет волноваться еще больше. Меньше всего я хочу, чтобы он думал обо мне. Хочу, чтобы он сосредоточился и был уверен в себе, когда сядет в машину и зеленый флаг (старт гонки — прим. переводчика) приведет его к клетчатому.
— Я стараюсь, — выдыхаю я и сжимаю его руку, когда мы достигаем бокса и массы фотографов, ожидающих запечатлеть первую после аварии гонку Колтона. Щелчки затворов и выкрики вопросов заглушают его ответ. И если я напрягаюсь еще больше, Колтон, кажется, немного расслабляется, чувствуя себя комфортно в этой среде, будто это его вторая кожа.
И я понимаю, что, хотя все это мне неприятно и чуждо, это часть пятна, в котором Колтон жил постоянно. Окруженный криками и вспышками, он на сто процентов вернулся в свою стихию. Полнейший хаос позволяет ему забыть о беспокойстве, которое, я знаю, мучает его разум, и за это я очень благодарна.
Отступаю в сторону и смотрю, как он отвечает на вопросы с обезоруживающей улыбкой, которая каждый раз поражает меня. И так же, как я вижу дерзкого плохого парня, блистающего каждым ответом, еще я вижу мужчину полного почтения к любимому виду спорта и той роли, которую он в нем играет. С каждым ответом этот мужчина обретает частички уверенности, которые оставил на трассе в Санкт-Петербурге.
Как бы я ни боялась знакомого призыва «Джентльмены, заводите моторы», глубоко внутри меня просыпается облегчение от того, что он вернулся. Мой безрассудный, мятежный негодник только что нашел опору и отходит к своему месту.
* * *
Вокруг нас опускается тишина — непрестанный шум угасает до глухого жужжания по мере того, как минуты бегут, приближая нас все ближе и ближе к началу гонки. Чувствую, как беспокойство Колтона нарастает, вижу это в его непрекращающихся движениях и хочу как-то успокоить, но боюсь, что он почувствует мое волнение, и это только ухудшит дело.
Вижу, как он швыряет пустую обертку от «Сникерса» в мусорное ведро рядом, просматривая с Бэксом и другими членами команды расписание пит-стопов. Смотрю, как он делает шаг назад и глядит на свою машину, склонив голову набок — молчаливый разговор человека и машины. Он медленно подходит к ней; команда, все еще делая последние корректировки, отступает назад. Он протягивает руку и почти ласково проводит ею по носу к кабине водителя. Потом,
