Брак по расчету - Фелиция Кингсли
Его рука сжимает мою, и он ведет меня к центру танцпола.
– Там, наверху, я чувствовал себя как на витрине, – замечает он.
Не знаю, что и ответить. Здесь, среди толпы, мы стоим так близко, почти прижимаемся друг к другу, как никогда раньше.
– Знаешь, чего бы мне хотелось? Чтобы ты повторила то движение, которое я только что видел.
Пустота, в голове ничего нет. Я с трудом могу отвести взгляд от его глаз, только чтобы проследить за движением губ.
– О чем ты говоришь?
– Об этом. – Он сжимает мою талию, притягивает к себе, слегка подталкивая, и мой таз начинает двигаться вместе с ним, мягко и медленно.
Во рту у меня пересыхает.
– Эшфорд, ты сколько джинов с тоником выпил?
Он смотрит на меня, и выражение его глаз абсолютно серьезно:
– Ни одного. Никогда не был трезвее. А ты?
Отрицательно мотаю головой. Я ему верю. Алкоголем не пахнет. От него пахнет только одеколоном «Аква ди Парма» и чуть-чуть потом. Никакого джина. Только Эшфорд.
Он прижимает меня к себе и, водя руками вверх и вниз по моей талии, направляет мои движения медленными тягучими жестами, с жаром, который я в нем никогда прежде не видела.
Не могу не слышать откровенные слова играющей в клубе песни, которая будто говорит обо мне, и если Эшфорд тоже вслушивается в слова, могу сказать, что мы в шаге от пропасти и вот-вот полетим вниз в свободном падении. И вот снова!
Мне хочется, чтобы Эшфорд остановился и в то же время чтобы не останавливался.
Его поведение лишило меня способностей связно формулировать мысли, но не могу удержаться от вопроса:
– Что ты делаешь? Ты же можешь заполучить любую женщину, какую захочешь…
– Она прямо передо мной. – И с этими словами он опускает голову к моему плечу и глубоко вдыхает. А потом, к моему удивлению, проводит языком от ключицы до уха, нежно лаская.
– Ты сегодня слишком кроткая, Джемма, – бормочет он.
Я просто ошеломлена. По-другому мое состояние и не опишешь.
Эшфорд не просто флиртовал со мной. Его намеки очевидны. И я ужасно этому рада.
Но он всерьез – или просто дразнит меня?
Есть только один способ это выяснить: сделать шаг навстречу и рискнуть.
Я провожу руками по его груди, по плечам, глажу шею и затылок, и пальцы запутываются в волосах. Прижимаюсь к нему, и мое лицо теперь всего лишь на расстоянии дыхания от его.
Ну же, герцог. Пан или пропал. Бери или уходи.
И он берет. Берет все, что я ему предлагаю.
Он целует меня так, будто хочет забрать мою душу, а я отвечаю, точно хочу вернуть ее назад.
Время тянется, музыка продолжается, а мы с ним двигаемся, откровенно вжимаясь друг в друга. Только одежда заставляет нас балансировать на неустойчивой грани между приличием и скандалом.
Он мучает меня, зная, что мы находимся в общественном месте.
Его руки поднимаются от моих бедер выше, замирая под самым подолом комбинации, касаясь кружев подвязок. Он знает, что я бы просила его не останавливаться.
– Ну здравствуй, жена, – шепчет он между поцелуями.
Я краснею, будто вся кровь сейчас прилила к лицу. Никогда не думала, что эти слова могут звучать настолько эротично.
– Ты понимаешь, что мы начали? – шепчет он дальше.
– Давай уйдем, – задыхаясь, прошу я.
– Не могу не согласиться. – Он крепко берет меня за руку и идет вперед, к выходу, рассекая людское море.
Мы врываемся в Денби, охваченные неудержимой страстью, и едва можем подняться по лестнице, не отрываясь друг от друга: Эшфорд подхватывает меня на руки.
– Эшфорд! – протестую я, когда он прижимается губами к вырезу моей комбинации. – Твоя мать здесь! Дельфина в Денби!
– Дельфина напилась валиума до беспамятства, – отвечает он, продолжая меня целовать. – И в доме сто пятьдесят комнат. Нас никто в жизни не услышит.
Без дальнейших колебаний я позволяю ему поднять мою комбинацию до талии, а сама вытаскиваю рубашку из его брюк.
Когда мы подходим к дверям наших смежных апартаментов, Эшфорд с лукавой улыбкой спрашивает:
– К тебе или ко мне?
70
Эшфорд
Она лежит на левом боку, и я обнимаю ее со спины. Зарываюсь лицом в ее волосы, целую в затылок.
У ее кожи совершенно особенный аромат, я узнаю его где угодно: нежный, сладкий, теплый и обволакивающий. С жадностью вдыхаю и снова целую ее в шею. Если я начинаю думать о только что прошедшей ночи, все кажется мне нереальным. А ведь все было на самом деле. Когда мы вчера вечером вернулись, это уже были другие мы.
И сейчас наступило даже не одно из тех «похмельных утр», когда просыпаешься с шерстяным пледом вместо языка и привкусом водки во рту, потом оглядываешься и видишь, что одежды на тебе нет, как и на незнакомке, которая обнимает тебя за шею, и думаешь: «О черт!»
Нет, вчера мы были трезвые и на всякий случай еще и несколько раз повторили это вслух. В объятия друг друга мы бросились, осознавая, что делаем.
И это было невероятно. Мы глаз не смыкали до рассвета. Джемма не собиралась давать мне спать, да и я ей тоже. Мы будто выплеснули из себя все хранимые внутри эмоции: на лестнице, на полу, в кровати.
Даже после всего нескольких часов сна, которые для меня прошли в некоем подобии транса, я ощущаю не до конца утоленное желание и готов разжечь его и в ней.
Джемма переворачивается на спину, мы оказываемся лицом к лицу, и я касаюсь ее губ.
– Доброе утро, – хриплым шепотом говорит она.
– Здравствуй, жена, – повторяю я эти два волшебных слова, которые прошлым вечером и вызвали этот взрыв.
Мы оба молчим, даря друг другу не такие уж и невинные ласки для первого утра вместе, и в каждой клеточке моего тела от прикосновений Джеммы вспыхивают воспоминания этой ночи. Снова и снова.
– Я бы осталась здесь на весь день и на следующую ночь, – блаженно вздыхает она.
– Мы можем. Тебе достаточно только попросить. Герцогиня Берлингем все же не пустой звук. Ты можешь оставаться в постели сколько захочешь.
– Я бы хотела провести в постели весь день. С герцогом Берлингемом, – шепчет она, прижимаясь ко мне всем телом сверху, чтобы между нашими телами не осталось ни малейшей дистанции, и я обнимаю ее в ответ.
– Джемма, могу ли я предложить тебе вкуснейший завтрак в постель? – спрашиваю ее я, кивая на тележку, которую слуги оставили у дверей.
– Не знаю, – морщится она. – Я не фанат завтраков в постель.
Я изумленно смотрю на нее:
