Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes
Около десяти дней назад у Мира был день рождения. Я, как самая настоящая трусиха, не смогла позвонить ему. И не смогла написать в мессенджеры, боясь увидеть значок «прочитано» и не дождаться ответа. Вместо этого я отправила обычное сообщение. В этом случае не получить ответ не так больно. Могу утешать себя мыслью, что он не видел поздравление. Может, заблокировал меня. Гадать — всё лучше, чем знать… как мастерски тебя вычеркнули из жизни. Пусть и виновата сама.
Дурное предпочтение вариться в неведении. Но у меня по-другому не получается.
Только дышать тем самым пеплом и мучиться оттого, что потеряла любимого мужчину.
43. Синдром отложенной жизни
Меня украли у самой себя.
Я знаю, как человек может устать от самого себя.
Полтора месяца, что я не вижу Мира, меня бросает между штормами и штилем. Хожу по кругу, то воя от боли, то уверяя себя, что так надо было. На репите изо дня в день. Ну зачем я ему такая непутевая, всё равно бы бросил рано или поздно… Это заключение повторяю, как мантру.
И существую на автопилоте через житейскую позицию «а, само пройдет». Когда-нибудь.
Недавно заметила во дворе знакомый внедорожник и задохнулась от радости, почти вприпрыжку приближаясь к подъезду. Пока не увидела номера — не Мирона. Тут же внутри что-то оборвалось и покатилось к черту. Я ведь в глубине души всегда жду, что он за мной вернется. Но разум тверд — такой мужчина после всех сказанных мною слов, после незаслуженных обвинений и оскорбительно легкого отказа от наших отношений никогда не сделает и шага в мою сторону.
Ольховский был прав. Мне необходимо разобраться в себе. Противоречия давят переизбытком.
Я искренне верю, что поступила правильно, и при этом безумно жалею.
До дикого крика, застрявшего в горле, ночами стискиваю подушку и мечтаю вернуть всё назад. Мечтаю согласиться со всем, что предлагал когда-то Мир, пытаясь расшевелить меня, а я бескомпромиссно отказывалась. Теперь же хочу всего этого с ним. Хочу сопровождать его на светских раутах. Хочу пробовать его блюда во время ужинов в ресторанах. Хочу со смехом красть его мороженое, потому что оно вкуснее. Хочу целовать его в рандомный момент — не таясь и не вздрагивая от мысли, что кто-то из знакомых нас увидит. Хочу тех самых полноценных отношений — открытых, взрослых. Любить его. Я так хочу любить его. Идти по улицам с ним под руку и улыбаться от счастья…
А утром, прикладывая патчи на опухшие от слез веки, отмахиваюсь от ночных излияний и напоминаю себе, что так надо. Сама испортила, сама упустила, сама и справлюсь с накатившей тоской.
Мне некого обвинять, дело вовсе не в ультиматуме мамы. Я честна с собой и признаю′, что при желании могла настоять на своём.
Но эти вековые страхи, таящиеся в глубине…
Я просто не верила в наше с ним будущее. Потому что мы катастрофически разные.
Нас определяет кровь. Национальная принадлежность, идентичность. Сакральный замысел рождения на той или иной территории. А начальная константа личного бытия — это отчий дом.
Мне говорили, девочка должна быть скромной и непритязательной. Уверяли, что чистота и послушание — главные её украшения. Меня убедили, что, живя вне родины, надо стараться чтить постулаты прилежнее.
Я так и жила.
Парадокс — и везде оказывалась чужой.
Здесь, среди иной культуры, я — понаехавший чудик. Там, в родных пенатах, я — уже не совсем «своя», покрывшаяся «заграничным» налетом.
Росток, перевезенный в инородную почву, пытается дать корни. Другая среда, другие условия, но от него ждут, чтобы он расцветал, как исконно было задумано. И он отчаянно старается. Тянет листья к солнцу под углом, который указывают, подставляет стебли дождю, когда требуется.
Меня ваяли, лепили и вили.
Я слепо следовала негласным правилам.
Я никогда не жаловалась. Не оглядывалась. И не допускала, что могу жить иначе.
А когда тесно столкнулась с Миром, — ярким, энергичным, свободным, — вся закостенелая система дала сбой. Я погрязла в кризисе смыслов и неожиданно обнаружила, что и не знаю, кто я. Потому что мне до звездочек под веками нравилось, какая я с ним.
Скромный — не всегда хорошо. Скромный — от «кромсать», это нечто скудное, маленькое. Послушание — не всегда во благо. Постулаты — не везде применимы.
Оказывается, небо не рушится на твою голову, если ты делаешь то, что тебе хочется. А осуждение и непринятие окружением твоего поведения в какой-то момент перестают быть мерилом.
Этому я только-только учусь.
Если бы у меня в двадцать было столько осмысленности и толика смелости, я бы не вышла замуж, безоговорочно доверяя выбору родителей, как у нас принято. Точнее, было принято ещё лет десять-пятнадцать назад, а сейчас молодежь не поддается неудобным манипуляциям, мол, папа с мамой лучше знают, что тебе надо.
С этого всё началось.
Надо. Пройти экватор и после третьего курса выйти замуж за сына папиного хорошего приятеля, который, к сожалению, скончался за год до этого. Надо притормозить с мечтами стать классным специалистом в сфере туризма и заниматься семейным бытом. Надо привыкнуть к мужу, который никак не старается облегчить положение молодой жены. Надо смиряться с характером свекрови, пьющей твою кровь.
Свекрови, однажды заявившей мне за распитием кофе, что, если я забеременею девочкой, то буду делать аборт. И так до тех пор, пока не получится мальчик. До жути легко и просто, словно сказать, возьми зонтик, на улице дождь. Быть может, поэтому у Арсена сейчас двое сыновей? Хотя… глупость, вряд ли он женился во второй раз на такой же мямле, как я.
Мне не верили, что милейшая с виду женщина, считающаяся в своем кругу интеллигентной и добропорядочной, может быть домашним садистом. Я изо дня в день подвергалась психологическому насилию через быт и высмеивание своих качеств. Она проводила ревизию всех моих трат, и это с учетом того, что огромную долю карманных денег я продолжала получать от отца. Она практически не разрешала мне прикасаться к вещам сына, сама стирала и гладила их, а также готовила ему. Она контролировала всё, что было связано с Арсеном. Я в этой