Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes
Поверить не могу, что Мирон здесь… за стеной… Я полтора месяца не слышала оттуда ни звука! Я полтора месяца не видела Мира!
Через считанные секунды оказываюсь на лестничной площадке и в безумном предвкушении нажимаю на кнопку звонка его квартиры. Нервно поправляю волосы, одежду, с запозданием вспоминая о внешнем виде. И кусаю губы, чтобы не улыбнуться раньше времени.
Мне открывают не сразу.
— Здрасьте, — появляется в проёме молоденькая девчонка с детским голоском, который сознание идентифицирует как один из тех, что слышал минутой ранее. — Драсьти, — за её спиной материализуется парень чуть постарше и выжидательно смотрит на меня. — Здравствуйте, — произношу заторможенно, обескураженная ситуацией. — Я… мне… можно увидеть Мирона? — А он здесь больше не живет, — весело сообщают наперебой. — Мы выкупили квартиру, теперь ваши новые соседи. — О! — вылетает из меня растерянно. — Тогда… добро пожаловать? — Спасибо! Пока не приглашаем на новоселье, мы ещё не заехали… — Да-да, — спешу отделаться от вежливых разговоров. — Удачи вам!
Малодушно ретируюсь и прячусь за своей дверью. Несколько секунд смотрю на полотно перед собой, замерев на месте статуей.
Мир. Продал. Квартиру. Новость — просто навылет. Ноги подкашиваются, вмиг ослабевая от значимости данного поступка с его стороны. Мелкими шажками возвращаюсь на балкон и оседаю на кресло, сверля невидящим взглядом острый край бортика. Куда я бежала? На что надеялась? Окатывает ледяной волной осознания. Тысячу раз дура. Если мне не хватало какого-либо знака — это он самый: жирный восклицательный знак…
Вздрагиваю от вибрирующего в руках смартфона.
— Да, мам.
— Дочь, ты не передумала? Может, приедешь? Я мясо запекла…
Фыркаю. Получается тоскливо. Тихо.
Отказываюсь от предложения и следующие несколько минут стараюсь говорить с ней обыденно. Чтобы она не поняла, как громко внутри меня трещит по швам последняя светлая надежда…
Мама уговаривает, но осторожно. Не наседает, как раньше. Будто подбирает слова. Уж не знаю, это эффект той моей речи или её собственный инсайт, теперь она крайне вежлива и учтива. А, может, ей на пользу возвращение на работу. Спасибо тёте, постаравшейся отвлечь сестру от жизненных коллизий и устроившей её в колледж, в котором и сама преподает много лет. После истории с любовницей брата мама буквально на следующий день попала на вакантное место — всё сложилось чудесным образом, учительница по тому же профилю ушла в декрет и нужен был специалист на замену.
Мама ещё очень молода, чтобы становиться домоседкой. Я всегда была против её решения уволиться ради внуков. Мол, пусть молодые строят жизнь, а я прослежу за детьми. Так «молодые» и теряют вкус ответственности.
Альберт с Ренатой пока не подали заявления на развод. Но к этому, думаю, идёт. Не вмешиваюсь и не задаю лишних вопросов. Я как-то разом после поступков брата остыла, не горит беспокойство о его судьбе. Наверное, потому что теперь я уверена — такой проныра выкрутится. Братом он, конечно, мне не перестает быть, если искренне будет нуждаться в помощи, я никогда не откажу, да и племяши — особая часть моего сердца, но прежней наседки-Адель, сердобольной до удобства каждого члена семьи, нет.
После разговора с мамой я откидываюсь на кресло и впадаю в транс, раскачиваясь. Пустота во мне звенит. Громко. До писка в ушах. Отчего их хочется закрыть ладонями, но я не могу пошевелить руками.
Мой силуэт постепенно исчезает в сгущающихся сумерках.
Я думаю. Думаю. Думаю.
А потом из квартиры слева, ставшей мне в одночасье ненавистной, через всё ту же приоткрытую балконную дверь раздается грохот разбитой посуды, а следом — взрыв хохота.
Вот уж реально — на счастье.
Я резко вскакиваю и бросаюсь к бортику, цепляясь за него непослушными пальцами. Меня пронзает настолько мощной ядовитой иглой зависти к тем двоим за стенкой, что захлебываюсь в черноте этих тяжелых эмоций, сбиваясь с дыхания. Сердце сжимается до простреливающей боли. Ещё никогда в жизни я не чувствовала одиночества с такой ослепляющей яркостью. Чтоб до желания рвать волосы, заламывать руки, выть в голос. Мне тесно в собственном теле, я хочу куда-то выйти из него, вырваться на свободу. С криком. С крушительной силой. Задыхаюсь в настигшем приступе панического отчаяния. Не могу молчать, безмолвие вот-вот превратит меня в сумасшедшую.
Раньше спокойствие и выдержка были моими доспехами, а молчание — личным способом самовыражения. Но Мир словно забрал их с собой, и теперь с точностью наоборот — хочется орать, плакать навзрыд сутками напролет. Корить себя за невосполнимую утрату родного человека. За совершенную глупость. За необратимость ситуации…
Во мне будто бушует жутчайшая природная катастрофа. Она вынуждает спасаться: ринуться прочь — взбежать домой, хаотично накинуть джинсовую куртку поверх домашней одежды, втиснуть непослушные ноги в кроссовки и устремиться за пределы квартиры.
Не дожидаюсь лифта, бегу по лестнице, на ходу заказывая такси. Подряд все тарифы, чтобы поймать наиближайшую машину — критически не хватает времени.
На что — сама не знаю!
Сидя в автомобиле, мчащемся на другой конец города, страдаю признаками дистресс-синдрома, терпя одышку и учащенное дыхание. Физическая боль и страх потерять сознание немного отрезвляют. Я делаю попытку успокоиться и наладить поступление кислорода.
Не понимаю, что со мной происходит.
Доехав до нужной многоэтажки, продышавшаяся, быстро захожу в подъезд, а в лифте меня вдруг огорошивает реальностью — что за дичь творю?! Зачем на ночь глядя тревожить ещё и Раду?! Кто она мне?
Да Господи — не знаю!
Но почему-то уверена, что надо было срочно эвакуировать себя к ней. Непонятная непоколебимость в том, что именно она — поймет, поможет, поддержит. Как никто другой сейчас.
Вылетаю из кабинки и… столбенею.
Передо мной разворачивается сцена, достойная страстной итальянской мелодрамы. Рада ударом ладоней в грудную клетку выпихивает Богодухова из своей квартиры с ярым причитанием:
— На каком языке мне тебя послать далеко и надолго, чтобы ты понял?! Вон отсюда! Со своим баблом и гонором!
Грохот следом закрывшейся двери сотрясает стены и заодно — моё полуживое тело. На долгую секунду воцаряется тишина. Александр резко оборачивается, услышав мой шумный судорожный вдох. Наши глаза встречаются, и оба замираем в изумлении.
Мизансцена с непридуманным названием.
А потом та же дверь внезапно раскрывается. И из-за неё вылетает подарочный пакет. Я слежу за траекторией полета не в силах пошевелиться. И он, видимо, минуя изначальную двухметровую мишень, с глухим шелестом смачно хлещет меня прямо по носу… Моментально пробивая дыхание.
