Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes
На негнущихся ногах шагаю к двери, считая этот разговор тупиковым. Смысла оставаться не вижу. Обоим следует остыть.
Меня останавливает тихий бесстрастный голос: — Дура ты, Адель. Говоришь, сомневалась в своей исключительности? У тебя разве был повод? Малейший повод, из-за которого ты могла целовать другого?
Поворачиваю к нему голову. Мир ловит мой взгляд и не отпускает. Чтобы без холостых выстрелов. Сразу контрольный.
— Мне казалось, я тебя почувствовал. С самой первой встречи, наблюдая, как ты всматриваешься в небо, пьешь одна в очаровательном гордом одиночестве. И потом… на протяжении всех месяцев. Восхитительно колючая маленькая женщина, которую нельзя, потому что она другая. Она не поддается. Она сложная. С иным менталитетом, мышлением, понятиями. А когда поддалась, думал, ну всё, моя. Ну моя же. Родная, необходимая. Была уверенность, что оба затмили друг для друга прошлое. Но… увы. Твои дебри мне не покорились. Прости, я не психолог, разберись в себе, Аделина. Барьеры, мешающие строить полноценные отношения, и готовность открытого общения с бывшим… Получается, что мы по-разному воспринимаем эту действительность.
Пусть и не во всем, но Мирон прав.
Эта речь отзывается внутренними ожогами, как если бы пила кислоту глоток за глотком.
Новый оттенок бесподобных глаз напротив — пепел.
Быть может, я ещё могу исправить ситуацию. Но вместо этого печально улыбаюсь, дыша серой пылью сгоревших надежд, и смиренно произношу: — Согласна, у нас с тобой разное «завтра».
Не даю себе времени передумать, открываю дверь и не глядя покидаю квартиру Ольховского.
Дома, закрывшись на все замки, скидываю обувь и подхожу к окну.
Ливень безжалостно сгибает только-только оправившиеся после зимы деревья, склоняя ветви практически к земле. Символично. Дождём всё началось, дождём и закончилось.
Прикладываю руку к взопревшему сердцу. Оно отчаянно колотится, вопит, требует иного исхода. Не соглашается с выбором разума-предателя. Диссонанс травит душу.
Но я всё делаю правильно, так ведь даже лучше, чем через пару недель объяснять Миру, почему нам надо расстаться. Да уж, другой менталитет и другое мышление. А еще надеялась на какое-то чудо… Сумасшедшая. Наивная.
Опускаю веки и медленно выдыхаю.
А когда подбородок начинает дрожать, стискиваю зубы...
42. Дышать пеплом
…я не изменилась. Я лишь научилась не поддаваться твоим манипуляциям.
Звонок мамы застает меня врасплох на кассе в супермаркете. Я не беру. Спокойно расплачиваюсь, забираю покупки и перезваниваю ей уже на улице.
— Аделина, ты разговаривала с Ренатой? — огорошивает родительница после приветствия. — Нет, тебе ли не знать, что я не общаюсь с ней. Бреду по дорожке в сторону дома, но внезапно останавливаюсь как вкопанная, когда слышу всхлип. — Мам?.. Что случилось? — Она забрала детей и ушла. Ничего не объяснила, только напоследок бросила, что, пускай Альберт сам всё рассказывает. Но он тоже не ночевал дома. Я не понимаю, что происходит. Со вчерашнего дня сижу в четырех стенах одна и чего-то жду…
Аккуратно ставлю пакет на асфальт и прикладываю пальцы к переносице.
Дал же Бог братца.
— Я приеду через час, ладно? — обещаю и отключаюсь.
В такие моменты забываются размолвки и обиды. Стоит услышать подавленный голос родного человека, и готов мчаться чтобы утешить его. Даже не вспоминаю о том, что мы почти месяц не общались после её ультиматума.
Впервые с Нового года появляюсь в родительской квартире и застываю, видя, в каком состоянии мама. Заплаканное опухшее лицо, поникшие плечи, растерянный взгляд. Изменения пугают не на шутку. Такой она была лишь после смерти папы, а в обычной жизни всегда выглядит ухоженно и тщательно следит за собой.
Горячо обнимаю её и вновь слышу всхлипы. Вот так в обнимку мы проходим в гостиную и присаживаемся на диван. Мама так отчаянно цепляется за меня, что и без того раненое сердце разрывается в клочья.
— Давай по порядку. Что и когда здесь случилось? — Мы с детьми вернулись с вечерней прогулки и застали Ренату за сбором вещей. Зареванную и агрессивную. Я так и подумала, что они с Альбертом поссорились, пыталась образумить, но Рена ни в какую, — мама прерывается, вытирая слезы протянутой мной салфеткой. — Ты же знаешь, они оба темпераментные, раньше тоже скандалили, но… чтоб вот так с вещами уходить… — Альберт звонил? — Я ему пыталась дозвониться, но он сбрасывает. Написал сообщение, что занят. У него какой-то важный дедлайн, просил не беспокоить. Это всё очень странно и неправильно, Адель. Рената тоже не берет трубку, я только пару минут с её матерью поговорила, та тоже в шоке и ничего не знает.
Вы посмотрите, какой важный… дедлайн у него…
Мы молчим какое-то время. Я безотчетно глажу мамину ладонь, успокаивая. Постепенно слезы сходят на нет. А я мучаюсь, сжираю себя изнутри, прикидывая, как поступить. Оглядываю родную обстановку, мысленно удивляясь тому, насколько чужим всё теперь кажется. Ведь каждую деталь помню наизусть, многое покупала сама. Но ничего не привлекает, не вызывает теплоты. А прошел всего год, как я здесь не живу.
— Я сделаю чай, хорошо? Умойся пока.
Когда вхожу с подносом, мама, успевшая привести себя в относительный порядок, помогает мне разложить чайник и чашки. Я устраиваюсь на пуфике по ту сторону журнального столика. Первые глотки делаем в безмолвии.
— Всё пошло не так после того, как ты переехала, — сокрушается мама отрешенно, будто сама с собой разговаривает, глядя в одну точку. — Появился разлад в семье.
Я откладываю чай и вздыхаю, окончательно приходя к выводу, что должна быть откровенной.
— Мам, дело вовсе не в этом. Послушай меня внимательно. У Альберта есть любовница. Где-то год точно. А, может, и дольше. И она беременна. Ей, наверное, месяца через полтора рожать.
Мама переводит на меня пустой взгляд. Стеклянный, бессодержательный. Осмысление протекает крайне медленно. И по мере осознания сказанного её глаза расширяются всё больше и больше.
— Я говорю тебе это не с целью обличить Альберта. Мне хочется, чтобы ты переварила новость, и, когда он сам придет к тебе с разговором, уже была подготовлена и не впадала в панику или истерику.
Она не реагирует. Хлопает ресницами изредка.
Я опускаю подробности о том, что её любимый сын и мою квартиру использовал как гнездышко для свиданий. Не жалуюсь, что ведет себя со мной по-скотски, словно страшно обиженный по жизни. Всё наоборот —
