Поглощенные туманом - Нана Рай
– Почему она уехала? Я ведь просил остаться в замке.
– Может, она чего‑то испугалась? Навстречу нам промчалось такси, будто опаздывало к президенту. Кроме как от замка, оно ехать не могло. Держи.
– Чего испугалась? Призраков? – Стефано открывает глаза и видит бокал, висящий над ним.
– Может, и призраков. Ты ведь их видел, – пожимает плечами Джианна и возвращается в кресло, когда Стефано приподнимается на локтях и берет вино.
На языке оседает вязкая жидкость, но он делает еще несколько глотков, надеясь вернуть утраченные силы.
– Очень сладкое.
– Зато хорошо пьянит. Так видел или нет? – Сестра пытливо смотрит на него.
– Видел! Ты это хочешь от меня услышать? – Стефано со злобным прищуром глядит на Джианну. – Что я был плохим братом и отрицал страхи Паолы? Да, она верила в проклятье. Я это знал, и ты тоже. Но как я мог согласиться? Ты ведь тоже считала это сказками. Вспомни, в чем она обвинила тебя два года назад. В том, что ты родилась на минуту позже. А теперь что? Получается, если проклятье существует, то оно падет на тебя! – Бессильная ярость, которой нет выхода, клокочет в груди Стефано.
Рука с пустым бокалом падает на покрывало, и последние капли скатываются по стеклу.
– Получается так, – безразлично бросает Джианна. Подносит бокал к губам, но так и не отпивает. – Ника правильно сделала, что сбежала. Наша семейка чокнутая на всю голову. Люса осталась в городе. Замок был нужен только Паоле. Теперь он как брошенная игрушка.
– Она просила пожить с ней последние дни перед проклятьем в замке. Боялась остаться одна. Надеялась, что Ника и есть чужестранка из пророчества. Но либо Викензо неправильно прочел записи Марко, либо нам никогда не найти чужестранку. Еще этот следователь Гуазини. У них нет улик, но нервы они потреплют.
– Ты тоже читал дневник Викензо? – оживает Джианна.
Стефано приподнимает отяжелевшую голову и видит, как очертания сестры расплываются перед глазами.
– Что значит тоже? – хрипит он.
В горле пересыхает. Вместо прилива сил вино забрало их остатки.
– Помнишь, там в самом начале была загадка. Викензо написал, что за львом прячется ключ к свободе и жизни. Но мы смотрим на него и не видим дверь. – Джианна проигнорировала вопрос Стефано.
Не в силах держать голову на весу, он опускает ее на кровать, и веки медленно смыкаются.
– Помню, – еле шепчет он.
– Разгадал? – В голосе сестры слышится смешок, но Стефано не может ответить. Губы отказываются шевелиться. – А я разгадала, – будто издалека доносится до него ответ, смысла которого он уже не понимает.
* * *
Ника открывает глаза, но вместо света тьма. Откуда‑то дует ветер. Прохладный, влажный. Она с облегчением подставляет ему лицо, однако боль не утихает. В районе темечка разрастается огненный шар. Ника пытается стряхнуть его рукой, но не может пошевелиться. Руки и ноги плотно стянуты стяжкой.
Шершавым языком проводит по пересохшим губам и чувствует знакомый сладкий привкус. Пить хочется больше, чем увидеть, где находишься. Кажется, еще чуть‑чуть, и горло разорвется от жажды.
Свет слепящим пятном падает на лицо, ширится в разные стороны и вскоре заливает всю комнату. А голос, следующий за ним, терзает душу Ники.
– Доброй ночи, Верóника. Видимо, я переборщил с хлороформом, и ты проспала всю дорогу и еще несколько часов.
– Сейчас… – только и может просипеть Ника.
Зрение неохотно восстанавливается, и она видит полупустую комнату. По серым глиняным стенам бегут тонкие трещины, черепичная крыша в некоторых местах провалилась, запуская внутрь прохладную свежесть. Диван, на которм лежит Ника, видала времена и получше. Ткань грязно‑мышиного цвета обнажает подлокотники, а из матраса возле головы торчит кривая ржавая пружина.
– Сейчас глубокая ночь, моя дорогая. Точнее, скоро рассвет. И никто не знает, где ты находишься. Никто. Кроме меня.
Ника жмется к спинке и старается уравнять дыхание, но слезы сбегают из темницы и крохотными пленниками капают на потертую ткань дивана. Один раз она ускользнула от Габриэля. Но дважды просить у судьбы спасения безнадежно.
Мужчина закатывает рукава плотной рубашки темно‑гранатового цвета и берет в руки тщательно наточенный нож. Он переливается искорками в свете большого фонаря, который стоит на шатком столе.
Ника умрет. С этим надо смириться. Но перед смертью она имеет право знать правду.
– Это ты убивал девушек?
Габриэль смотрит на Нику, будто видит пришельца, а затем громко хохочет. Подходит ближе и рывком сажает ее. Холодное лезвие проскальзывает по ее щеке.
– Глупее вопроса я не слышал. Девчонок убивал твой граф, с которым ты целовалась на потеху всему городу. Я не убийца, я – садист.
– Не верю.
– Да мне плевать веришь ты или нет. То, что требовалось от этой семьи, я получил. Ты – здесь. Больше мне ничего не надо.
Грубый, жаркий поцелуй опаляет губы Ники. Она стискивает зубы, но язык Габриэля прорывается дальше, будто высасывает из нее жизнь.
Считай до десяти. Считай… Один, два, три…
Умоляет себя Ника. На цифре шесть Габриэль отрывается от нее, и она жадно глотает воздух.
– Соскучилась, девочка. – Он шипит ей прямо в лицо.
Ника молчит, боясь, как бы ее не вырвало прямо на пол.
Габриэль выпрямляется и, так и не дождавшись от нее ответа, наотмашь бьет по лицу. Щеку опаляет. Ника валится на бок и то ли стонет, то ли кричит. Слезы не смывают боль, а лишь усиливают.
– Не играй со мной в молчанку, милая. – Жесткие пальцы хватают Нику за лицо, и возле ее глаза замирает лезвие. – Ты знаешь, я люблю беседы. Поэтому, если не хочешь, чтобы я и правда стал Итальянским Потрошителем, говори.
– Хо‑ро‑шо, – хрипит Ника и вздыхает, когда Габриэль отпускает ее. – Ты должен был умереть, – бормочет она первое пришедшее на ум.
Мужчина вновь сажает ее, словно куклу.
– Да. Ты проломила мне череп. На мое счастье – неглубоко, но все равно пришлось ставить титановую пластину, – Габриэль подтаскивает к дивану стул и садится рядом, – и убить лучшего друга. Знаешь, чего стоило подсыпать ему яд? А ведь он спас меня. Я даже не помню, как дотянулся до телефона и объяснил ему, где нахожусь. Не помню, как попал в больницу. Но после реабилитации он стал задавать ненужные вопросы. Поэтому у меня не осталось выбора. Это ты виновата в его смерти. Ты! – Очередная вспышка ярости, и в живот Нике прилетает кулак. Она сгибается пополам и заходится в кашле, который перерастает в стон. – Ты убила его! – орет Габриэль.
Он швыряет стул в стену, и ошметки дерева летят в стороны,
