Сила ненависти - Тери Нова

После слов Оливии я так глубоко задумался, что только тихий щелчок двери, известивший о ее уходе, вернул меня в реальность, в которой все еще сидел на диване с поднятой вверх рукой, лаская воздух.

Глава 24

Оливия

Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.

Вся общественность не умолкала о нашей помолвке и том, что Доминик в качестве хобби устраивал себе опиумный трип. И мы снова поцеловались. Могло ли это утро стать еще хуже?

Я все еще ощущала вкус короткого соприкосновения наших губ, пока выискивала в шкафу наряд для сегодняшнего ужина в доме родителей. Отец, к счастью, почти никогда не смотрел телевизор, но, наверно, с ума сойдет, как только новость обогнет земной шар и собьет его с ног. А мама… ну, мама, наверно, снова будет заливаться слезами, внутренне проклиная себя за то, что не остановила все, пока это было возможно. Готова поспорить, они понятия не имели, что Доминик боролся с зависимостью. А я боялась даже предположить, насколько все серьезно. По крайней мере, по квартире не были разбросаны шприцы и на кофейных столиках не стояли эти огромные приспособления для курения разных зомбирующих смесей, что обычно показывали в кино. Да и сам он не выглядел как стереотипный завсегдатай наркопритонов.

Если говорить о внешних признаках, то в памяти всплывали десятки раз, когда его глаза выглядели неестественно покрасневшими, с бездонными омутами черных зрачков. Я так любила эти глаза, что, впервые увидев их еще ребенком, запечатлела в памяти именно такими. Столько раз смотрела в них, видя гладкий зеркальный блеск, что даже на мгновение не усомнилась, что что-то могло быть не так. Я должна была понять.

Но как можно заметить саморазрушение человека, если настолько влюблена в саму идею о нем, что эта любовь ослепляет, и все, что ты замечаешь, – это его улыбки и взгляды, которые на самом деле ничего не значат. Я вырастила внутри своего сознания культ Доминика Каллахана, возведя его на алтарь своих девичьих мечтаний, и так беззаветно упивалась своими чувствами, что пропустила момент, когда герой моих фантазий стал невольным злодеем моей истории. Вспоминая прошлое теперь, я будто впервые обрела ясное зрение. Последний кусочек пазла встал на свое место. Все до единого слова и действия Доминика всплывали перед глазами, словно я вновь очутилась в той комнате, что и два года назад, и мне пришлось проглотить слезы. Он был под кайфом. Вот почему он не помнил.

Прямо сейчас больше всего на свете захотелось влепить себе пощечину за то, что была такой глупой безрассудной дурой, а потом вернуться в медиазал и накричать на парня за то, что употреблял эту гадость, не заботясь о последствиях. Господи, от одной мысли, что все могло быть намного хуже, тошнота подкатила к горлу, и я захлопнула шкаф, рванув в ванную, практически на ходу опустошая желудок.

Когда сухие спазмы закончились, поднялась на трясущиеся ноги и умыла лицо, не глядя в зеркало. Достав зубную щетку, принялась чистить зубы, натирая десны до крови. Я не могла винить Доминика, даже несмотря на то, что очень хотелось. Он не был виноват в случившемся, как я всегда считала. Это мое больное воображение и желание стать любимой хоть на мгновение провернули со мной злую шутку. Я должна была винить только себя.

Вечером того же дня мы прибыли в дом родителей, и все стало еще хуже, стоило мне войти в столовую. Не помог даже короткий разговор в машине, в котором Доминик уверял, что все под контролем, для убедительности сжимая мою руку. Вместо тихого семейного собрания, как и всегда в самое неподходящее время, гул голосов оповестил о чуть большем количестве приглашенных, чем мистер Каллахан и мы двое. Но самым мерзким из сюрпризов стал раскатистый мужской смех, заставивший мою кровь загустеть.

Я больше не была той шестнадцатилетней девочкой, но даже теперь нахождение с ним в одной комнате отнимало у меня больше сил, чем понадобилось бы на пешее кругосветное путешествие с рюкзаком, набитым камнями. Росс Смитстоун и его улыбчивая, ничего не подозревающая жена как раз разговаривали с моими родителями и мистером Каллаханом. Добродушная улыбка слетела с лица моего отца, когда тот заметил наше появление, а ставший острым взгляд переместился с меня на Доминика, после чего снова вернулся ко мне.

В этот момент рука Доминика нашла мою, и успокаивающее движение его большого пальца по внутренней стороне запястья заверило, что волноваться не о чем. Пока пыталась сосредоточиться на ощущениях в теле и россыпи мурашек на коже, а не на том, что видели мои глаза, Доминик подвел меня к группе людей, столкновения с которыми я опасалась не меньше, чем встречи с кучкой бешеных опоссумов.

– Мистер и миссис Аттвуд, – поприветствовал он, здороваясь со всеми, кроме Росса, свободной рукой, в то время как другой все еще удерживал мою. – Отец.

Я никогда не слышала, чтобы Доминик называл своего отца иначе, чем по имени, поэтому не пропустила небрежную улыбку на лице мистера Каллахана. Последовали скупые приветствия, но я уткнулась глазами в пол, избегая смотреть по сторонам, чтобы не наткнуться ненароком на скользкий взгляд папиного партнера.

– Наконец-то все в сборе, – подала голос мама. – Давайте пройдем к столу, пока кто-нибудь не умер от голода.

Она вымученно улыбалась, изредка поглядывая на моего будущего мужа, чью казнь, видимо, решили отложить до лучших времен. А я терялась в догадках, успел ли мистер Каллахан замолвить словечко за своего сына или ему было плевать на последствия сегодняшней информационной бури. По правде говоря, никто из собравшихся не выглядел напряженным больше, чем обычно, а это что-нибудь да значило, ведь я уже успела привыкнуть, что в этом доме расслабиться можно только в своей комнате или спальне дедушки. Как бы хотела пропустить этот ужин и свернуться в клубок возле его ног, глядя, как колышутся занавески у открытого окна, и слушая тяжелое сопение, молясь всем богам, чтобы каждый следующий день не забирал его силы. Вчера я пропустила наш ежевечерний ритуал, потому что вместо того, чтобы после собеседования приехать сюда, отправилась в клуб, где впервые танцевала в вечернюю смену. Вернулась домой на такси в половине пятого изможденная, но до краев наполненная радостным возбуждением. Мне хотелось ворваться в комнату Доминика и вытащить его из кровати, чтобы кружиться перед ним по гостиной, рассказывая о том, как прошел мой день и что в