Контакт на случай ЧП - Энтони ЛеДонн
Наклоняю коробочку, и бриллиант ловит приглушенный свет настольной лампы. Его блеск должен меня подбодрить. Стать путеводной звездой на пути к моей возлюбленной, символом надежды на то, что будущий брак откажется лучше, чем тот, что я оставил позади.
Кольцо и правда мне подмигивает. Только выглядит это совсем не обнадеживающе, а скорее… как угроза?
Хмурюсь и смотрю на него пристальнее. Пытаюсь вообразить, что свет лампы – это огоньки на рождественской елке в доме родителей. Представляю кольцо у Лоло на пальце. Не выходит, поэтому представляю кое-что более конкретное: момент, когда я надену его ей на палец…
Дверь ванной распахивается, и из нее высовывается голова Кэтрин.
– Том?
– Что такое? – говорю я слишком громко, спешно закрывая коробочку.
Торопливо запихиваю ее поглубже в сумку и улыбаюсь улыбкой, которой, вероятно, позавидовал бы даже Джокер, потому что Кэтрин опасливо моргает.
– Ты в порядке? – спрашивает она. – Все еще расстроен из-за болоньезе?
– Да. Нет. Да. Все нормально. Что такое? – повторяю я.
Мой лепет заставляет ее смерить меня чуть встревоженным взглядом.
– Ты же знаешь, что я тебя знаю, да? Что я вижу, когда ты что-то хочешь сказать, но не можешь придумать как?
Отворачиваюсь.
– Ты же знаешь, что можешь что угодно мне рассказать? Я и так тебя ненавижу, ты ничем не рискуешь. – Кэтрин улыбается, и я знаю, что она ненавидит меня ничуть не больше, чем я – ее.
У нас просто… не получилось.
Так почему же я не могу ей прямо все сказать?
Слушай, Кэтрин. Кажется, я забыл упомянуть. Такие дела, я снова собираюсь жениться.
Слова не выходят. Потому что я не хочу ее ранить, но еще и потому, что я не хочу признавать, что мне под силу ее ранить. Если я признаюсь в этом, мне придется задуматься о том, что и она может меня ранить, что, вероятно, я так никогда и не…
Кэтрин делает шаг из ванной, и у меня вдруг пересыхает в горле. Она завернута в полотенце. Только в полотенце. В совсем небольшое полотенце.
– Эм. Ты что-то хотела?
– Да. Мне нужна помощь. – Гримаса, которой сопровождаются слова Кэтрин, дают мне понять, каких усилий они ей стоили.
– В душе? – спрашиваю я.
– Остынь, Дон Жуан. – Она поправляет полотенце, и я упорно смотрю в центр ее лба. – С бинтом. На спине. Кажется, там немножко месиво.
– Тебе всегда отлично удавались соблазнительные беседы, – говорю я, и дышать становится легче. Мы снова друг друга подкалываем. Так куда безопаснее.
– Ты весь день ко мне приставал, чтобы дала тебе взглянуть. Так ты хочешь или нет?
– Ну, раз ты так просишь… – бормочу я. – Куда ты дела бинты и прочие приблуды?
– В моем чемодане, справа, – показывает она. – Я бы сама достала, но учитывая, что это полотенце больше похоже на клочок банного коврика…
– Я достану. – Я подхожу к ее чемодану и принимаюсь в нем копаться. Одним пальцем цепляю очень большой и весьма неприличный предмет нижнего белья.
– Почему у тебя все белье бежевое?
– Знаешь, Том, возможно, это ранит твое самолюбие, но, учитывая сотрясение, и аварию, и бинты, и гнусного бывшего мужа, собиралась я не в самом сексапильном расположении духа. Когда наиграешься с трусиками, иди сюда.
– Боже. Не говори «трусики». И вообще, зачем тебе так много? – бормочу я. Наконец обнаруживаю искомый пакет, захороненный под толщей бежевого белья.
Захожу в ванную через оставленную приоткрытой дверь. Кэтрин стоит у зеркала, одной рукой придерживая полотенце, а второй шаря в волосах.
– По-моему шишка на голове стала больше.
– Может, потому что ты ее все время трогаешь? – Я подхожу и выворачиваю содержимое импровизированного набора первой помощи на столешницу, которая, к счастью, выглядит относительно чистой.
– Так. Что мы делаем?
– О-о-о. – Она ностальгически смотрит на меня через зеркало. – Ты то же самое спросил в нашу первую брачную ночь!
Встречаюсь взглядом с ее отражением.
– Я все помню иначе. Разговоров было куда меньше.
Это ее затыкает.
На мгновение.
– Ты как хочешь, сверху или снизу? – спрашивает Кэтрин.
Моргаю.
– Прошу прощения?
– Рана у меня прямо между лопаток. Я могу опустить полотенце и дать тебе полюбоваться передом, или поднять его, чтобы ты полюбовался задом.
Потираю лоб.
– И надо тебе быть такой…
– Очаровательной?
– Я хотел сказать «невыносимой».
– О. Да. Наверное. Так что ты выбираешь?
Опасливо гляжу на ее чуть прикрытую спину.
– Снизу. Наверное. Ты в… ну, сама знаешь…
Кэтрин поигрывает бровями.
– В трусиках? Да, в хлопковых и удобных, так что твоему целомудрию ничего не угрожает.
– Перевожу: в огромных и бежевых? Кстати, есть ли причина, по которой ты не могла меня позвать, пока не рассталась со штанами?
– Конечно же есть! Я хотела тебя соблазнить. Разве непонятно? Это все – часть моего коварного плана.
Не могу больше это терпеть. Стиснув зубы, хватаю полотенце и задираю его вверх. Присвистываю.
– Вау. И докуда они натягиваются? Тебе их что, бабушка завещала?
– Что ты, можешь не торопиться. Хорошенько все разгляди. Конечно, если ты не в состоянии, я уверена, Дин…
Отрываю первую полоску пластыря.
– Ай!
– Виноват, – говорю я.
– Не ври, – ворчит Кэтрин.
На самом деле я и правда чувствую себя виноватым, когда вижу, с чем мы имеем дело.
– Кейтс. Выглядит не очень.
– Может, потому что я пробежалась через вокзал, попала в аварию на автобусе, пилила через метель…
Осторожно снимаю пластыри и бинт и смотрю на рану. Я знал, что она приличного размера и ее пришлось зашивать, но слышать, как о ней говорит доктор, – это одно, а вот видеть своими глазами…
Меня немного мутит.
Это все из-за крови, убеждаю себя, и вовсе не потому, что я помню эту спину идеальной: сплошь гладкая кожа, упругие мышцы, воплощенное упрямство.
Кэтрин в кои-то веки молчит, только шипит тихонько, когда я ваткой наношу на рану немного антибактериальной мази.
– Прости, – тихо говорю я и принимаюсь чистить края раны. – Больно?
– Как ты догадался? – устало отвечает она.
Спустя восемь ватных шариков я делаю шаг назад и смотрю на результат своих действий.
– Ладно, кажется, все не так плохо, как было на первый взгляд. Рана все еще выглядит немного воспаленной, но все швы в порядке, и я не вижу признаков инфекции, которые мне описывали.
– Супер. Рождественское чудо. – Кэтрин стоит, наклонив голову вперед, и длинные волосы не дают мне разглядеть выражение ее лица.
– Ты как? – мягко спрашиваю я, проводя пальцем
