Контакт на случай ЧП - Энтони ЛеДонн
– Хорошо, хорошо, поняла я! – Кэтрин машет руками, чтобы я остановился. – Лучше об этом не задумываться.
– Спасибо, – устало говорю я и падаю на край кровати. Одной из двух. Каким бы мерзким это место ни было, это очко в его пользу.
Теперь мне хотя бы не придется думать, как ввернуть в мой рассказ Лоло деталь об одной кровати. Лоло, конечно, мне доверяет и в целом человек рассудительный, но даже у нее есть предел.
Хотя я все равно не стал бы делить с Кэтрин постель. Из-за… множества причин. Я переночевал бы в сомнительном кресле в углу. Или на полу. Даже в сугробе, там все равно было бы теплее, чем с Кейтс.
Хмурюсь от этой мысли. Она кажется условным рефлексом, почти что оправданием. Если бы я подумал о Кэтрин еще вчера, то не раздумывая назвал бы ее холодной.
Но после нескольких часов, снова проведенных в ее хаотичной компании, я вынужден признать: Кэтрин можно называть по-разному, но никак не холодной. За ее маской скрывается смешная, верная и сложная женщина.
Она все еще общается с моей семьей.
Теперь, когда шок от этой новости и раздражение от того, что родные от меня это скрывали, немного стихли, я… озадачен. Кэтрин всегда ладила с моими близкими, но, наверное, мне просто всегда казалось, что она чувствовала это своим долгом. Тот факт, что она поддерживала с ними контакт даже после развода, не очень вяжется с образом невозможной, бесчувственной женщины, который я поддерживал в воспоминаниях.
– Кажется, я все поняла, – задумчиво говорит Кэтрин, пытаясь снять мокрое пальто. – Тут вопрос не в том, какой декор смотрелся бы лучше, а в том, что лучше маскировало бы кровавые пятна и черную плесень.
Вздыхаю.
– Мы же решили больше об этом не думать и не говорить?
– Точно. – Она открывает хлипкую дверцу шкафа, чтобы повесить пальто, но не обнаруживает ни одной вешалки. – Но признай. В ультрафиолетовом свете мы бы столько всего здесь увидели!
Смотрю на экран телефона и молчу. Там череда сообщений от Ло, все более и более обеспокоенных тем, что я не отвечаю. А еще мои родные тоже забеспокоились.
Мама уверена, что меня похитили; брат хочет, чтобы я знал: мама тянула до девяти вечера, прежде чем позвала всех к столу есть болоньезе без меня. Кайла спрашивает, не нужно ли мне с кем-нибудь поговорить. Мередит считает, что я прикончил Кэтрин, и вызвалась помочь спрятать тело.
А папа – вы только поглядите, он и правда умеет писать сообщения, – интересуется, нужны ли мне деньги на адвоката.
– Все в порядке? – спрашивает Кэтрин, рассматривая меня.
Поднимаю глаза.
– Я пропустил болоньезе.
Когда говорю это вслух, звучит по-детски. И хотя Кэтрин могла бы со спокойной совестью надо мной посмеяться, вместо этого она садится на кровать рядом со мной.
Между нами несколько дюймов расстояния. Но я все равно чувствую ее близость и, возможно, благодарен ей за это. Каким бы кошмарным ни был этот день, мне хотя бы не пришлось мучиться в одиночку.
– Меня так и тянет тебе сказать, что на следующий день все равно вкуснее. После того, как все вкусы смешаются в холодильнике, – тихо говорит она. – Но я знаю, что дело тут не в самом блюде, а в ощущениях. Мне жаль, что ты это пропустил.
– Спасибо. – Чуть наклоняюсь вперед и смотрю в пол. Так и есть. Коричневый с зеленым.
– Ну как, Лоло понравился вечер с пастой?
– Она вегетарианка.
– Эх. Я думала, она не ест мучное, – вздыхает Кэтрин.
Морщусь, потому что мучное Лоло тоже не ест. Должно быть, Кэтрин замечает мою реакцию, потому что она хоть и посмеивается, но снова меня не высмеивает.
– Как она ладит с твоими родными? Первая встреча – это… важно.
– Понятия не имею, Кэтрин. Меня с ними нет. – Немного жалею, что так на нее огрызаюсь, когда она, очевидно, пытается меня поддержать, но почему-то мне кажется жизненно важным не подпускать ее слишком близко.
Я слышу, как она сглатывает.
– Точно. – Она отрывисто кивает и начинает подниматься с кровати.
Черт.
– Подожди. – Я тянусь к ней, и моя ладонь сама собой опускается на ее колено. Мы замираем. Удивительно, как мне не хочется убирать руку. Как много времени уходит на то, чтобы отдернуть ее. – Извини, – говорю я. – От того, что я говорю вслух очевидные вещи, ситуация не исправится.
– Да, вряд ли это поможет. Но знаешь, что делает ситуацию лучше? – Она похлопывает по слишком мягкому матрасу. – Две кровати!
– Преуменьшение века, – отвечаю я. – Меня совсем не радовала перспектива ночевать в кресле.
– Я скорее представляла тебя свернувшимся в ванне, но я рада, что ты не думал всерьез, что мы будем спать на одной кровати. Мне все еще снятся кошмары о том, как ты меня лапаешь.
Не могу удержаться и усмехаюсь, глядя на нее.
– Помнится, тебе нравилось, когда я тебя лапал.
Она предупреждающе щурится, но молчит. Скорее всего, это к лучшему. На эту тему ностальгировать мне совсем не нужно.
Кэтрин встает и кивает в сторону ванной.
– Хочешь помыться первым?
– Нет. Душ весь твой. – Я откидываюсь на кровать и закрываю глаза. Матрас еще ужаснее, чем мне казалось, но меня это не волнует. Я слишком благодарен, что больше не мерзну и что этот день подходит к концу.
– Можешь не спешить, – сонно говорю я. – Как знать, может, если достаточно отмокнешь, у тебя характер станет помягче.
– Надейся дальше. – Она расстегивает чемодан. – Если мне очень повезет, душ смоет заодно и все воспоминания о нашем браке.
Начинаю улыбаться, но потом вспоминаю: она – враг. Когда мы были вместе, ее неиссякаемый запас колкостей меня восхищал, даже если некоторые из них кололи слишком больно. Мне неприятно осознавать, что это не изменилось. Неприятно в основном потому, что это вызывает во мне почти удушающее чувство вины. Ведь завтра вечером я буду делать предложение другой женщине.
Дожидаюсь, когда дверь ванной захлопнется, а потом заставляю себя вылезти из ямы в матрасе и принять сидячее положение. Мне нужно вернуть мысли на верный путь, снова сконцентрировать внимание на будущей жене. Хватаю сумку и опускаю на край постели.
Быстро оглядываюсь на дверь ванной, достаю коробочку с кольцом и открываю ее. Неужели я купил его только этим утром? Как странно: оно должно быть
