Наталья Калинина - Театр любви
Мать вызвалась поехать со мной на кладбище. Я шла за ней следом между куцых, увенчанных вылинявшими венками из бумажных цветов могил. Потом оказалось, что мы прошли мимо бабушкиной, которую сровнял с землей выпавший два дня назад снег.
Потом мы пили вдвоем чай с пирогами у них на кухне, и мать была естественной и очень близкой. Вспоминали нашу «девичью» жизнь в бабушкином теремке, Эмили и Стаса, каким он был до болезни, перебирали в памяти знакомых той поры.
— Хорошо мы когда-то жили. — Мать вздохнула. — Жаль, время нельзя вспять повернуть.
— Тебе разве теперь плохо? — не удержалась от подковырки я. — Кит такой домашненький. Ты его, кажется, любишь.
— Да, Танюша, люблю. Хотя и не так, как смолоду себе это представляла.
— В пятьдесят все по-другому должно быть, чем в двадцать.
— Кто тебе это сказал? — изумилась мать.
Пора бы ей знать, что я своими мыслями живу.
— Зачем же ты меня уговаривала? Помнишь? Тогда, когда мы с Сашей поссорились? — с неожиданной легкостью выговорила я. — Советовала встряхнуться. Ты еще сказала, что часто первая любовь бывает ненастоящей. Ты искренне это говорила?
— Я за тебя, Танюша, испугалась. Ты тогда на грани помешательства была.
— В ту пору у тебя вовсю с Китом роман крутился.
— Я уже знала, что это… не совсем то. То смолоду только бывает. Когда душа чиста.
Мать посмотрела на меня, как много лет тому назад, когда читала мне, выздоравливавшей после тяжелой кори, «Детство Никиты» Толстого. Это было еще в домосковский период. Потом ее место в моем сердце как-то само собой заняла бабушка. Наверное, потому, что целиком отвечала моему идеалу любви — отдавать всю себя, без остатка, каждое мгновение жизни. Она и меня этому научила.
— Того вообще не бывает. Ни смолоду, ни…
Мать собрала со стола посуду, отвернулась к раковине.
— Кто знает, Таня… Если нам не выпало, это еще ни о чем не говорит.
Коробка оказалась совсем маленькой, и мне даже не пришлось ловить такси, хоть мать и совала мне настойчиво пятерку. Сегодня мне не хотелось брать у нее деньги — сама не знаю, почему. К счастью, мать не поинтересовалась, зачем это вдруг мне понадобился этот стародавний хлам.
Я задвинула коробку за тахту. У меня руки чесались открыть ее, но я изо всех сил подавляла в себе это желание. Не сейчас… немного погодя… Вымою в кухне пол, постираю, поглажу на завтра юбку. На прошлое давно пора смотреть издалека. Будем считать, мне просто захотелось воскресить в памяти, чем жила в юности. Кем… Хотя того человека давно нет. И не было, между прочим. Я его выдумала. Потому что я — идеалистка. Пора спуститься на землю и жить, как все вокруг живут.
Взять, к примеру, Кириллину: все имела, всех своей воле подчиняла. Интересно, она была счастлива? Раньше мне казалось, будто Варвара Аркадьевна всегда всем довольна и счастлива. Довольна и счастлива… Может, это взаимоисключающие понятия? Я, кажется, тоже довольна своей жизнью. Что касается остального, то, как говорится, история умалчивает.
Телефон молчит. И слава Богу. Еще то не успела как следует переварить. Последние десять лет моя жизнь текла спокойно, без водоворотов. Я сама так хотела.
Уже в сумерках я открыла рояль, легко, не запинаясь, сыграла «Посвящение» Шумана, которое не играла все эти десять лет. Потом сыграла еще раз, громче, упоенней. До-мажорная прелюдия Баха, как ни странно, спустила меня с романтических высот на землю. И это было прекрасно.
«Мы люди, — думала я, — и наше место на твердой земле, а не в зыбких облаках. Но почему же иногда так хочется почувствовать себя неподвластной земному притяжению?..»
— Таша, продиктуй мне свой адрес.
Кириллина звонила из автомата. Сзади нее гудел Комсомольский проспект. Я слышала рев машин, которые через каких-нибудь пять минут промчатся мимо моего дома. И мне показалось на какое-то мгновение, будто я обманула время и сумела заглянуть в будущее.
— Таша, я отведу домой Рыцаря и приеду к тебе. Ты должна это видеть.
Я раздумывала.
— Таша, ты меня слышишь?
— Да.
— Я привезу тебе тетрадь моего…
Егор с громким мур-муром сиганул с рояля на журнальный столик и зацепил аппарат. Я положила трубку, надеясь, что Кириллина перезвонит. Телефон молчал.
Чайник вскипел слишком уж быстро. Варваре Аркадьевне до меня не больше получаса на троллейбусе. Вместе с ходьбой. Правда, она домой зайти собиралась. Прибавим еще десять минут. Уже прошло сорок пять. Может, она передумала? Нет, она обязательно приедет.
Оставлю ее у себя ночевать. Всю ночь не даст спать разговорами, расспросами. Ничего, мне к бессоннице не привыкать. Постелю ей новое белье. У них на даче всегда стелили белоснежное прохладное белье…
Впервые за много лет я вспомнила то блаженное состояние полного вселенского покоя, когда в открытое окно на тебя смотрят звезды, в комнате пахнет свежим бельем и сиренью. Живой сиренью…
— Вы Татьяна Андреевна Рязанова? — услышала я в трубке незнакомый мужской голос. — С вами говорит капитан милиции Апухтин. За вами сейчас подъедет машина номер два ноля двадцать четыре. Будьте добры, спуститесь через десять минут вниз. Только не волнуйтесь — у нас к вам всего несколько вопросов делового характера.
Часы показывали пять минут десятого. Кириллиной уже давно пора быть у меня. Интересно, что нужно от меня этому капитану Апухтину? Уж не случилось ли чего с матерью и Китом?
Я набрала в темноте их номер, долго прислушивалась к длинным гудкам. Пока не вспомнила, что они в Большом театре на «Отелло». Вряд ли там с ними могло что-то случиться.
Машина уже стояла возле подъезда. Я с опаской покосилась на молодого лейтенанта, распахнувшего передо мной входную дверцу «волги».
— Лейтенант Кулагин, — представился он. — Мне поручено передать вам, что мы едем на Вторую Фрунзенскую, 7, где вас ждет капитан Апухтин. Остальное узнаете на месте.
До меня постепенно начинала доходить суть происходившего.
У Кириллиных, похоже, случилось что-то серьезное. Из-за обычной семейной склоки за мной не стали бы на ночь глядя посылать этого лейтенанта Кулагина.
— Там… кого-то убили? — тихо спросила я.
— К сожалению, пока не могу вам сказать ничего определенного. Все узнаете на месте.
Я складывала в уме номера машин, которых мы обгоняли. Если получится тысяча или больше, Саша жив. Мне не хватало семнадцати, когда машина остановилась возле их подъезда.
Только вчера Рыцарь гонял в этом палисаднике чужого кота, Кириллина изображала оскорбленную в своих лучших чувствах мать, я пыталась выяснить подробности Сашиных отношений со Стрижевской… Словом, жизнь семьи Кириллиных шла своим чередом. Еще вчера…
Мы поднялись в лифте на пятый этаж, хотя обычно и я, и Саша доезжали до четвертого, а потом поднимались на один лестничный пролет — уж больно медленно тащится этот старый обшарпанный лифт. Я обратила внимание, что площадка четвертого этажа освещена, как в театре, и там топчутся похожие на актеров-массовиков люди.
— Сюда, прошу вас.
Кулагин распахнул передо мной дверь в холл, тоже ярко освещенный, доложил кому-то в столовой о нашем прибытии и помог мне снять дубленку.
— Опять она здесь! Что ей от нас нужно? Ну что, добилась своего?!
Растрепанная Валентина выскочила из комнаты и набросилась на меня с кулаками. Кулагин принял огонь на себя.
— Успокойтесь, Трушкина. Рязанову вызвали мы. Побудьте у себя — мы скоро вас позовем.
— Как давно вы знакомы с Варварой Аркадьевной Кириллиной? — спросил капитан Апухтин, усадив меня в кресло возле журнального столика.
Я смотрела на него и думала о том, что он скорее похож на киноактера, чем на капитана милиции. Из-за этого происходящее вокруг казалось мне нереальным.
— Придется вам кое-что объяснить. — Апухтин протянул мне листок бумаги, на котором моей рукой был написан номер моего телефона, а ниже, химическим карандашом, нацарапан мой адрес. — Дело в том, что Кириллина скончалась, так и не придя в сознание. В кармане ее пальто мы нашли ваши координаты. Извините, что пришлось вас побеспокоить.
— Понятно. — Я рассеянно кивнула. На самом деле я ничего не понимала.
— Прошу вас, не тяните время.
Он произнес это деликатным извиняющимся тоном.
— Мы не поддерживали с Кириллиной никаких отношений десять с лишним лет. В прошлую субботу случайно встретились на концерте в консерватории.
— Вы виделись с ней после этой встречи?
— Дважды. В воскресенье и… вчера. Сегодня она позвонила мне из автомата и попросила мой адрес.
— Она собиралась к вам приехать?
Я кивнула.
— Вы не помните, в котором часу это было?
— В десять минут восьмого.
Я прочитала на лице Апухтина удивление и пояснила:
— Дело в том, что я рассчитала, как долго ей до меня добираться, и поставила чайник.
