В твоих глазах (ЛП) - Джусти Амабиле
— Он… он был очень влюблён?
— Думаю, да. До прошлого года о нём не ходило никаких слухов. После смерти жены он взял трёхмесячный отпуск. Он был несчастен, вернулся на работу в начале второго семестра. И девушки начали бросаться ему в объятия, как та с ресницами, что была сейчас.
Сглатываю вздох. И пока мы с Эриком уходим за пределы кампуса, мне приходит мысль, что я мазохистка; иду и гадаю, как долго ещё смогу притворяться, что меня это не убивает.
* * *Несколько дней мы с Эриком видимся довольно часто. Он записался на курс, чтобы встречаться со мной, а не для того, чтобы смотреть на задницу профессора, как все остальные шлюхи, включая меня. Мы ходим вместе и на другие курсы: в итоге с Эриком я провожу много времени.
Он даже помогает мне найти работу и новую квартиру, но вскоре я понимаю, что это бессмысленно, всё бесполезно. Нет смысла притворяться, что Эрик мне небезразличен. Ладно, Эрик добрый, и его взгляды не раздражают, они не жестокие, нормальные, обычный голодный взгляд парня, который хочет заняться с тобой сексом, но без нападения или захвата, а потому, что ты ему нравишься и потому что это естественно.
Жаль, что он мне не нравится. По крайней мере, не в этом смысле. Поэтому, просто потому, что Эрик хороший парень и я не хочу, чтобы он страдал или тратил время на погоню за мной, когда может заполучить кого-то более доступного, однажды днём я говорю ему об этом.
Он встречает меня, как всегда, в конце смены. Мы садимся на скамейку и молчим. Я впервые ищу нужные слова, чтобы не обидеть мужчину. Эрик такой милый и добрый, такой молодой, полный надежд, и я не хочу разрушать его иллюзию, что мир — это не куча мудаков, которые всегда будут пытаться тебя надуть, предать, использовать. Внезапно я понимаю, нет, знаю, — он собирается меня поцеловать. Я вздрагиваю, когда его губы касаются моих.
— Ты не хочешь? — спрашивает он. — Я сделал или сказал что-то не так?
— Нет, правда. Ты идеальный. Но…
— Ненавижу «но», они всегда скрывают подвох.
Я поворачиваюсь к нему, улыбаясь.
— Я влюблена в другого.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Нет, ни с кем. Он меня не хочет, но я его люблю.
— Ты говоришь искренне.
— И это проблема?
— В том смысле, что мои слова в попытке убедить тебя, что подхожу тебе, будут бесполезны.
— Да, бесполезно.
— Но я не понимаю.
— Что?
— Кто это такой, что не хочет тебя. Я имею в виду, есть кто-то, в кого ты влюблена, а этот идиот просто позволяет тебе уйти?
Я пожимаю плечами, глядя в темноту.
— Невозможно нравиться всем.
— Нет, извини, но ты не можешь не нравиться. Другие парни из братства наверняка хотели пригласить тебя, они не сделали это только из уважения ко мне, и, очевидно, половина кампуса пускает по тебе слюни. Студенты юридического факультета снова начали тусоваться в том кафетерии с тех пор, как ты стала работать за стойкой, разве не заметила? Ты горячая штучка, Франческа, прости за прямоту, но это чистая правда. А этот придурок придирается? Кто он такой? Ты уверена, что он не гей?
«Нет, гарантированно. Он просто не хочет меня».
— Мне пора идти. Насчёт той квартиры… Не думаю, что буду снимать. Сейчас меня приютила моя подруга. Но спасибо, что помог мне с работой.
— Мне очень жаль. За всё. Ты не представляешь, как сильно ты мне нравишься. Не только потому, что ты красивая. Ты загадочна и… ты приличная девушка. Такая девушка, как ты, могла бы переспать со всем университетом, но вместо этого ты держишь себя в руках и даже доверилась такому ничтожеству, как я.
— Ты вовсе не ничтожество! Ты отличный парень, и найдёшь девушку, которая идеально тебе подойдёт. Я уверена, что найдёшь. На самом деле, если могу дать тебе совет, в моей группе латиноамериканской литературы есть очень красивая рыжая девушка, которая постоянно смотрит на тебя.
— Ты серьёзно? Какая именно? Та, что всегда одета в изумрудно-зелёное?
— Точно, значит, ты её заметил. Я рада.
Эрик смеётся, и его очень белые зубы сверкают, как светлячки.
— Она на самом деле симпатичная. И я заметил, что она смотрит на меня.
— Тогда действуй, — шепчу я, вставая. — Я пойду.
— Я провожу тебя.
— Нет, не волнуйся, доберусь одна. Я поеду на автобусе.
— Ты не хочешь, чтобы проводил тебя до самого дома?
— Я хочу, чтобы ты пошёл и повеселился, встретил милую девушку, с которой мог бы проводить вечера, и посещай занятия по современной поэзии только потому, что тебе это интересно, а не из-за меня.
— Тогда, наверное, я брошу этот курс. Не знаю почему, ведь он всем нравится, но я терпеть не могу профессора Лорда.
Мы прощаемся, я делаю вид, что иду на автобусную остановку, но потом сворачиваю в сторону дома Байрона.
Жить с ним непросто.
Но прежде всего нелегко жить с самой собой, с этими странными чувствами, которые расцветают во мне, с этими эмоциями, которые я не признаю. Иногда мне приходится искать новые слова, чтобы описать себя, потому что мне кажется, что нужные слова не входят в словарь моей жизни или входят туда с совершенно другими значениями.
Любовь, а не отчаянная привязанность, чтобы не остаться одной.
Желание, а не животная потребность притупить память.
Страх не перед смертью, а перед тем, что придётся жить без него.
Порой чувство, что Байрон тоже любит меня, желает меня и боится потерять, озаряет, как ослепительный свет. Но потом думаю, что нет, это невозможно, его просто тянет ко мне. Его восприятие обманывает моя внешность, заставляя поверить, что свет свечи — это комета. Знай он меня на самом деле, если бы он знал обо мне всё, он бы сбежал. Его чувства стали бы банальными, а желания прозаическими.
Как могу признаться ему, что я испорченный товар с двенадцати лет?
Что я пила, воровала, курила, причиняла боль и убивала?
Что я пыталась покончить с собой?
Что сидела в тюрьме?
Байрон такой порядочный, такой честный, такой благородный.
Его соблазняет тайна, которая окружает меня, но если он узнает, то преисполнится отвращения.
Возможно, он просто хочет попытаться забыть свою большую потерянную любовь, свою милую маленькую жену с её вымученной улыбкой.
Я не смогу долго оставаться в его доме. Не могу. Не потому, что мне не нравится, а потому, что нравиться слишком. Я возвращаюсь, и мне кажется, что это мой дом. Даже открытая ванная комната начинает мне нравиться. Здесь есть идеальный угол для Шиллы, листья которой стали зеленее и мясистее. В этой квартире мне порой кажется, что снова наступила эпоха невинности.
Завтра я уйду, у меня нет выбора, я привязываюсь ко всему. Я даже привязываюсь к вещам, и чем крепче узел, тем сильнее будет кровотечение, когда мне придётся его разорвать. Я должна ослабить, развязать, иначе истеку кровью до смерти. Поэтому, поскольку это последний вечер, я решаю отпраздновать. Праздновать не знаю что, но я попытаюсь.
Я одна, и могу позволить немного безумства. Включаю свой старый диск, один из тех, что постоянно ношу с собой, куда бы ни пошла, хотя никогда не понимала зачем. Теперь я знаю почему: он был нужен мне сегодня, сегодня вечером, в этот самый момент. Босиком, в шортах и майке, я решаю испечь торт. Потом я всё поставлю на место, и Байрон даже не заметит. Кто знает, смогу ли я вспомнить рецепт тирамису. Вкус ангелов и страсти. Для меня это так: я ассоциирую этот вкус с сексом и нежностью, слитыми воедино, словно они не могут жить друг без друга.
Так весело танцевать, петь, быть самой собой без притворства и страха, так по-детски чудесно, что я не слышу, как он приходит. Внезапно ощущаю движение позади себя и оборачиваюсь. Из моих рук выскакивает миска и падает, выплёскивая всё содержимое на пол. Я чувствую себя чертовски глупо и уязвимо.
Байрон смотрит на меня, словно загипнотизированный. Он одет как вампир-головорез: чёрные джинсы, фиолетовая футболка, кожаная куртка, серебряное кольцо на большом пальце, волосы распущены и растрёпаны, доходят уже почти до плеч. Он подходит, мы смотрим друг на друга и больше ничего не понимаем.