В твоих глазах (ЛП) - Джусти Амабиле
Байрон арендовал машину, и за четыре часа мы пересекли весь Массачусетс до самого северного городка Кейп-Код. И вот мы здесь, это кажется нереальным. Я смотрю на Атлантический океан, как на картину. Вода такого синего цвета, какого никогда не видела в мире. Небо немного затянуто облаками, но всё вокруг яркое. С Маркусом мы путешествовали по ночам, как летучие мыши, перебираясь из клуба в клуб, пьяные и уставшие, а днём спали. Я соскучилась по стольким краскам и свету.
— Схожу за провизией, — говорит Байрон, обнимая. Я сразу замечаю, что его голос надтреснут от беспокойства. Всю дорогу он улыбался, мы болтали, слушали музыку, находились в умиротворяющей тишине, такой, которая не тяготит, такой, которая похожа на слова. Но теперь его зелёные глаза кажутся мне темнее.
— Я с тобой.
— Нет, оставайся здесь. Наслаждайся видом. Вдыхай морской воздух. Я скоро вернусь.
Он целует меня, его губы на моей шее почти обжигают. Светлая борода щекочет. Байрон обхватывает ладонями мою голову и смотрит на меня так, будто никогда больше не увидит.
Его не переубедить, он говорит, что должен идти один, и в конце концов я не настаиваю. Но внутри меня поселяется внезапная боль, которую я не могу объяснить.
Пока его нет, я брожу по дому. Должно быть, он поручил кому-то прибраться, потому что на поверхностях, несмотря на естественное освещение, не видно ни пылинки. Мне кажется странным, что очень мало мебели, и вся она новая, будто только что купленная. Даже матрас завёрнут в целлофан. Дом довольно безликий и немного холодный. Но, может, это потому, что Байрон никогда сюда не приезжает.
«Если дом принадлежал его матери, то он наверняка бывал здесь вместе с Изабель.
Вероятно, он выбросил всю старую мебель, которая могла напоминать ему о ней.
Даже матрас, на котором он спал с ней, на котором занимался с ней любовью».
Внезапно этот дом мне становится ненавистен. Я понимаю, — это иррациональная ненависть. Если мужчина был женат и много лет владел домом для отдыха, то неизбежно, что его бывшая жена жила там какое-то время. Это неизбежно и нормально, но я не могу избавиться от чувства неуместности. Небо кажется мне темнее. Океан — серого металлического цвета. Мне хочется выбраться отсюда.
Вдруг я слышу стук в дверь.
Байрон уже вернулся?
Нет, это не он. За дверью стоит дама, которую я, кажется, уже где-то видела, хотя при этом уверена, что никогда её не встречала. Красивая высокая женщина, ей определённо за шестьдесят, но одета и накрашена она так искусно, что выглядит гораздо моложе. На ней строгий брючный костюм бежевого цвета, который, кажется, стоит кучу денег, и туфли на невысоком каблуке из крокодила или какого-то другого бедного чешуйчатого животного. От всей её фигуры исходит высокомерие, от которого меня потряхивает.
— Вы кого-то ищете? — спрашиваю, озадаченная её враждебным выражением лица. Она смотрит на меня серо-голубыми глазами, которые кажутся сделанными из расколотого стекла.
— Да, вас, — заявляет она. — Могу я войти?
— Нет, пока не скажете, кто вы такая и что вам нужно, — продолжаю я. Меня раздражает её взгляд злой ведьмы, уверенность человека, привыкшего быть главным. Меня раздражает уверенность в том, что по какой-то причине она меня ненавидит.
— Слух о вашей грубости не был преувеличен, — отвечает она. — Я Марджери Лорд.
Не могу не поморщиться. Вот где я видела её раньше: в фотоальбоме в доме Байрона. Только на той фотографии, единственной, где изображена бабушка, она была гораздо моложе. Однако у неё по-прежнему вид менторской Минервы.
Отодвигаюсь в сторону, чтобы дать ей пройти, хотя у меня нет никакого желания её впускать. Но в конечном счёте этот дом скорее её, чем мой, это его бабушка, я никто и не имею права отказать ей в доступе. Честно говоря, меня охватывает большой соблазн — подтолкнуть Марджери Лорд и повалить задницей в песок, приказав убраться с дороги, но я стараюсь устоять и вести себя хорошо.
Она входит в дом и передвигается по нему с видом человека, не являющегося гостем. Дойдя до гостиной, снимает пару мягких замшевых перчаток цвета лесного ореха. Смотрит на меня, оглядывая с ног до головы, а затем заявляет:
— Мне не говорили, что вы такая красивая.
Мне следует чувствовать себя польщённой? Нет, потому что я скорее чувствую угрозу. Это не комплимент, это больше похоже на оскорбление.
— Байрон ушёл и скоро вернётся, — отвечаю я. Мне трудно удержаться, чтобы не схватить её за воротник дорогого пиджака и не вышвырнуть за дверь.
— Я знаю, видела, как он уходил. Но я хочу поговорить именно с вами, а не с внуком.
— Со мной?
— Мне сказали, что вы встречаетесь.
— Кто вам доложил? У вас есть личные шпионы?
— Что-то вроде того. В любом случае я здесь не для того, чтобы отнекиваться. Просто хочу поставить вас в известность о насущной необходимости.
— И что же это будет?
— Эти отношения должны закончиться. Сегодня же, поправлюсь: немедленно.
У меня округляются глаза и просто отвисает нижняя челюсть; даже я в шоке от такой дерзости.
— Я поняла, — заявляю ироничным тоном, — я нахожусь в середине фильма, в сцене, где богатая стервозная родственница предлагает деньги очередной бедной девушке, чтобы та оставила своего обожаемого внука, дабы он мог жениться на более подходящей кандидатке, возможно, богатой и из отличной семьи. Вы планируете заплатить мне наличными или чеком?
— У меня нет привычки тратить деньги впустую. Я не собираюсь давать вам ни цента.
— Конечно! Вы хотите убедить меня, используя своё высокомерие? Мне кажется, мэм, у вас плохая позиция. Возможно, я обладаю большей властью, чем вы.
— Я это прекрасно знаю. У меня есть довольно подробный список всех обвинений против вас. Драки, в которых вы участвовали, случаи арестов за хранение марихуаны, публичное пьянство и бродяжничество, не говоря уже о протоколах суда, на котором вы были приговорены к четырём годам лишения свободы. Неплохое резюме, без сомнения.
— Вы… копались в моём прошлом?
— Конечно, вы же не думаете, что я оставлю своего единственного внука на милость всех проходящих мимо побирушек!
Мы смотрим друг на друга со взаимной ненавистью. Сейчас я скажу ей отвалить, сейчас я её задушу, сейчас….
— Откуда у вас эти шрамы, мисс Лопес? — спрашивает она с ненавистным холодом. Инстинктивно я смотрю на свои запястья. Как всегда, их прикрывают длинные рукава, а также мои верные татуировки в виде змей. Как она заметила эти бледные следы тринадцатилетней давности? — Не волнуйтесь, они хорошо спрятаны, вот только я знаю, что они там есть. Я не нашла никаких официальных записей об этом, но могу сделать некоторые элементарные выводы. Смерть матери, передача вас отчиму, безуспешная попытка самоубийства, а затем попытка убить мужчину, сжечь его заживо. Только тупой бюрократ может не проследить связь между всеми этими событиями. Отчим издевался над вами? Сколько вам было лет? Десять? Двенадцать?
У меня перехватывает дыхание перед такой жестокостью. Я смотрю на неё с враждебностью и в то же время с невыразимой болью. Испытываю ярость, но больше всего я чувствую слабость. Среди тумана гнева я начинаю ощущать её замысел, путь и цель.
— Уходите… сейчас же.
— Конечно, уйду, мне незачем долго оставаться в этом доме. Он всегда был полон посредственных женщин. Моя невестка, жена Байрона, — сплошные ничтожества. А теперь ещё и вы. Но боюсь, что и вы скоро уйдёте. О, не смотрите на меня с таким возмущением. Я уверена, Байрон ничего не знает о вашем прошлом. И если вы не рассказали ему, то только потому, что понимаете: если расскажете, вы его потеряете. Мой внук и так уже достаточно настрадался. Вы знаете, как умерла Изабель? Нет, я уверена, что нет. Скорее всего, вам известна официальная версия. Сердечный приступ. На самом деле она повесилась примерно в полумиле отсюда.
— Что…? — Я прижимаю руку к груди, сердце готово пронзить рёбра.
