Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер
― Я тоже рад тебя видеть. ― Он кивает головой на стакан с газированной жидкостью, стоящий напротив него. ― Саша приготовила его специально для тебя. В нем есть лайм.
― У тебя есть тридцать секунд, чтобы убедить меня не возвращаться прямо сейчас обратно в постель. ― Я игнорирую приглашение сесть. ― Некоторые люди спят в час ночи, знаешь ли.
― Ты не из их числа.
― Не в этом дело.
Дело в том, что я ненавижу это место. Не за то, что оно из себя представляет, а за то, что встреча в этом сомнительном баре для джентльменов на Деланси почти наверняка гарантирует, что мне не понравится то, что скажет мой бывший партнер.
Когда мы работали в паре, этот клуб был местом, где мы связывались с информаторами и проводили тайные встречи. Один взгляд на немногочисленных посетителей, половина которых сжимает в руках свои члены, и становится ясно, что никого из них не волнует разговор, происходящий в кабинке, спрятанной в тени. В этом и заключается прелесть этого клуба ― можно уединиться на виду у всех.
Здесь даже есть свой вышибала.
Таннер, наклонив подбородок, стреляет через мое плечо своей пресловутой очаровательной улыбкой.
― Я скучаю по этому заведению. Здесь отличный выбор пива. И женщин.
― Ты не пьешь пиво. ― Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы покачать головой официантке, пока она не подошла слишком близко. ― А в моем заведении вообще ноль людей. Я выиграл.
― А, но женщины… Он машет рукой в сторону сцены.
― Насколько я знаю, женщины все еще люди. ― Это не дискриминация, просто я вообще не люблю людей. ― Почему я здесь?
― Если бы я постучал в твою дверь, ты бы открыл?
― Нет.
― Присаживайся, Портер.
Я смотрю на мои несуществующие часы.
― Десять секунд.
― Айзек. ― Его выражение лица становится мрачным. ― Пожалуйста.
У меня скручивает желудок. Он никогда не называет меня по имени. Я помню только один раз, когда…
Внезапно мое любопытство сменяется леденящим страхом, я больше не хочу слышать его новости.
― Я пойду.
Я успеваю повернуться, когда он сбрасывает на меня бомбу.
― Соммерфилд взял вину на себя.
Вину.
Мое горло обжигает кислотный коктейль из желчи и плохих предчувствий.
― Что?
― Он добавил ее в свой список.
― Нет. ― Я глупо моргаю. Выражение его глаз ― единственное подтверждение, в котором я нуждаюсь. ― Это был не он, ― рычу я, сжимая челюсти так крепко, что можно размолоть стекло. ― Это был не он, мать его… Скажи мне, что они не купились на это.
Но я уже знаю ответ. Рухнув в кабинку, я провожу рукой по лицу, пока в глазах не мутнеет. Таннер достает из переднего кармана пачку сигарет.
Это значит, что все серьезно.
― Его арестовали за убийство Дженсон только на следующий день после… ну, ты понимаешь. ― К счастью, он этого не говорит. ― Теоретически, у него было время.
― Черт побери! ― Я хлопаю ладонью по столу, опрокидывая пепельницу. ― Это чушь собачья, Таннер. Верить на слово гребаному серийному убийце, который уже приговорен к пожизненному заключению. Это самый простой выход. Они не могут…
― Ты знаешь, что я согласен с тобой, Портер. Согласен. ― Его руки беспомощно поднимаются. ― Но окружной прокурор купился на это. Шеф тоже.
― О, я уверен, что они не просто купились на это, они с радостью это проглотили. ― И я больше не работаю там, чтобы возразить. Я потираю лоб от усиливающейся боли. ― Это совсем не похоже на почерк Соммерфилда. Схема соответствует нераскрытым делам. У меня есть куча доказательств, подтверждающих это. Почему они не откроют свои чертовы глаза?
Это тот же самый аргумент, которого я придерживался почти два года. Поначалу они прислушивались, потому что мой послужной список детектива был блестящим. Потом след потерялся. Дело замяли. Но я не переставал настаивать. До того самого дня, когда надавил так сильно, что меня вышвырнули за дверь.
― Это. Был. Не. Соммерфилд. ― Я буду повторять это до конца своих дней. Я чувствую это нутром, а оно никогда меня не подводит.
― Им больше не на кого это повесить. ― Он говорит это слишком мягко. Слишком заботливо. Мне хочется ударить его по лицу.
― Они закрыли дело. ― Осознание этого обрушивается на меня, как звон бьющегося стекла.
― Да. ― Таннер выглядит так, будто вот-вот расплачется. ― Закрыли.
И они даже не сочли нужным сообщить мне об этом.
― Они не могут закрыть его на основании голословного заявления монстра. Что, если она еще жива? Что, если…
У меня перехватывает дыхание.
― Мне очень жаль, Портер.
Ему больше нечего сказать.
Все кончено.
Я сжимаю волосы на макушке в кулаки, готовый вырвать их и сжечь весь мир.
Нет, нет, нет.
― Какие у них доказательства?
Он открывает пачку сигарет, засовывает одну в уголок рта и протягивает мне другую. Когда я не беру, он кладет ее передо мной, как подношение.
― У них появилась зацепка, которая позволяет предположить, что он был в кофейне в тот вечер. Я показал Соммерфилду ее фотографию, и он подтвердил это, сказал, что она была номером девять. ― Извинение омрачает его лицо.
Номер девять. Признание по такому нераскрытому делу ― это слишком большая удача, чтобы прокурор подвергал его сомнению.
― Черт. ― Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, что угодно, лишь бы отвлечься от этой ноющей тьмы в груди. ― Он лжет.
― Ну, он психопат, такое не редкость. Но как ты это докажешь?
― Им нужно тело. Где ее тело? Ткнуть в фотографию ― это не доказательство. ― Я пронзаю его взглядом, который может вызвать спонтанное самовозгорание. ― Мне нужно ее чертово тело. Где оно?
― Я не знаю, что сказать, Портер. ― Он разводит руки в стороны. ― Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Как бы мне ни хотелось кому-нибудь врезать, он всего лишь гонец, принесший дурную весть. Без сомнения, завтра мне позвонят ― официально. Таннер сделал одолжение, предупредив меня.
Никто не убедит меня, что этот псих не сидит за решеткой и не набивает себе цену, чтобы почувствовать свою значимость. Серийные убийцы ведут себя так, будто соревнуются друг с другом за попадание в Книгу рекордов Гиннесса, и он не первый, кто делает необоснованные заявления по нераскрытому делу.
Но разве это имеет значение, в конце концов? В любом случае, ее больше нет. И реальность такова, что я мог бы этому помешать. Если бы был там.
Воздух покидает мои легкие, словно их сжали тисками. Конечности немеют. Шок должен был наступить еще два года назад, но я был занят. Похоже, он наконец-то настиг меня.
Моя голова опускается на руки. Я не могу дышать. Не могу думать.
Это моя вина…
Таннер позволяет мне просидеть так бог знает сколько времени.
― Ты в порядке? ― Кто-то легко дотрагивается до моего плеча. Краем глаза я замечаю красную вспышку. Девушка в блестках.
К счастью для нее, моя реакция сейчас такая же быстрая, как патока.
― Не сейчас, Серендипити. Я сам с ним разберусь. ― Быстрое предупреждение Таннера делает свое дело, и рука отдергивается, словно она коснулась лавы.
― Она новенькая. Она не знала. ― Он бросает на нее взгляд, который красноречивее всяких слов говорит о том, по какой яичной скорлупе она ходит, и поворачивается ко мне. ― А ты?
Я?
― Что?
― Ты в порядке?
― Что это за тупой вопрос? ― Я выхватываю зажженную сигарету у него из рук, подношу к губам и затягиваюсь так, будто от этого зависит моя жизнь. С первой порцией никотина шок притупляется.
Немного.
― Это обычный вопрос, который друзья задают друг другу, когда слышат что-то неприятное.
― У меня нет друзей.
― А у меня есть. И по непонятной никому причине я выбрал тебя. Смирись с этим.
Меня охватывает ярость.
― Да, ты такой замечательный друг. И все же, когда они решили меня убрать, ты согласился.
Таннер боролся, какое-то время. Но когда в департаменте все пошло кувырком, он согласился, что мне нужно уйти. Он, черт возьми, сказал об этом шефу прямо при мне.
