Генри Саттон - Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях
На экране он был такой обходительный! Она предположила, что во многом эта обходительность — результат тщательного монтажа, освещения и режиссуры, но она, тем не менее, не могла не признать, что оказалась во власти увиденного. Или это было воздействие причудливой комбинации экранного образа и его живого присутствия рядом с ней?
— У вас трудная работа! — прошептала она.
— Да, — сказал он. — И за эту работу неплохо платят.
Но даже его шуточки не могли развеять чары. Она поймала себя на том, что украдкой бросает на него быстрые взгляды. И почувствовала облегчение, когда любовная сцена на экране сменилась кровопролитным сражением.
Фильм закончился, стихли последние аплодисменты, и они сразу окунулись в многолюдье Бродвея, в толпу зевак, толпящихся за кордоном полицейских, на другую сторону улицы к «Астору». Как странно, думала Мелисса, вот я иду рядом с Хаусменом сквозь толпы народа после только что просмотренного фильма. Взгляды, шепотки, возгласы, приветствия, доносившиеся из гомонящей толпы за полицейским кордоном напомнили ей некоторые кадры фильма. Ей, богатейшей женщине в мире, было приятно хоть раз в жизни оказаться не в центре всеобщего внимания, оставаясь в тени Мередита Хаусмена.
Большой банкетный зал был уже заполнен — не только гостями, но и теле- и звукооператорами, инженерами и осветителями, кругом ярко и жарко горели юпитера, по полу змеились провода. Все это едва ли походило на банкетный зал, а, скорее, напоминало съемочную площадку. Их усадили во главе стола, и Мередит заказал шампанского. Говорить им почти не пришлось, потому что к Мередиту один за другим подходили какие-то люди и поздравляли его, или подходили к Мелиссе и поздравляли ее, благодарили за этот прием, за пожертвования, сделанные для фонда Харта. Потом во время небольшой паузы Мередит предложил ей потанцевать — чтобы немного передохнуть.
— Да, пожалуй, — согласилась она с благодарностью.
Они танцевали вальсы, фокстроты, танго, даже чарльстон. Она с удовольствием отметила, как он непринужденно и мастерски танцует. Это было ее первое наблюдение. Но очень скоро они затеяли своего рода состязание друг с другом и стали танцевать более чувственно и экстравагантно, приблизившись вплотную друг к другу. Ни он, ни она не хотели возвращаться к скучному сидению во главе стола и отвечать на по?правления, знакомиться с новыми людьми и выслушивать их благодарности. Но что еще важнее, ни он, ни она не хотели показывать свою усталость. Они были слишком элегантны, слишком совершенны, слишком воздушны, чтобы даже допустить мысль о своей предрасположенности к подобному проявлению бренности существования. С ним было так приятно танцевать и так приятно было осознавать, что на него устремлены глаза всех присутствующих в зале — и не только в этом зале, но и в гостиных и спальнях по всей стране: все незримо смотрели сквозь жерло этого ужасного приспособления, которое телеоператоры все время направляли на них.
Но и это еще не все. Больше, чем просто удовольствие от его умения танцевать, и больше, чем восхищение его выносливостью, и, возможно, вырастая из того и другого, было еще мощное чувство физической близости к его телу, которое заставляло ее трепетать. И ничего восхитительнее, удивительнее, чудеснее этого ощущения она не могла представить. Они танцевали медленный танец, и он прижимал ее к себе, они танцевали быстрый танец, и она кожей ощущала его мимолетные, скользящие прикосновения — и горела, горела…
— Вы восхитительный мужчина, — сказала она между танцами. И потом сама, едва сознавая, что говорит, добавила: — Долго нам еще надо оставаться здесь?
— Пойдемте сейчас, — предложил он.
— Но уже начали накрывать к ужину…
— Вы голодны? — спросил он.
— Нет, — ответила она. Во всяком случае, ужинать она не хотела.
Они быстро покинули зал, даже не удосужившись попрощаться с кем-нибудь. Она чувствовала себя как Золушка, убегающая с бала, но на этот раз принц был с ней. Они сели в лимузин и поехали в апартаменты Мелиссы в «Хэмпшир хаус».
Колетта и Морис, конечно, ее ждали. Колетта всегда подавала госпоже чай с тостами перед сном. Морис открыл дверь и принял у Мелиссы пелерину.
— Шампанское, — приказала она и затем добавила сладким голосом, — а потом вы можете быть свободны.
— Oui, mademoiselle[15].
— Bon soir, mademoiselle[16], — сказала Колетта.
— Bonne nuit[17], — ответила ей Мелисса. — На сегодня вы свободны.
— Mais, mademoiselle…[18] — начала Колетта.
Мелисса опустила глаза, вспыхнув.
— Я же сказала — вы свободны.
Колетта отправилась в комнату прислуги. Морис поставил шампанское на кофейный столик, сказал «Bonne nuit, mademoiselle»[19],— и последовал за своей женой.
— Я должна извиниться за своих слуг, — сказала она. — В их обязанности входит оберегать меня от мужчин. Осаживать непрошеных гостей. И они ревностно следят за этим. Но, к сожалению, не всегда адаптируются к новым ситуациям. Расстегните мне, пожалуйста, молнию.
Он решил, что она собирается уйти к себе в спальню, чтобы снять свой туалет и одеть что-нибудь более удобное и легкое. Она только что отпустила слуг, и в ее просьбе не было ничего предосудительного. Это было, разумеется, необычно, но вполне объяснимо. Он потянул замочек молнии вниз.
Она обернулась, впилась в него взглядом и отпустила верхнюю часть платья. На ней не было бюстгальтера, ибо все платья Гивенши скроены точно по груди. Она протянула ему для поцелуя руку.
— Возьми шампанское, — сказала она хрипловато и, бросившись прочь от него, скрылась в спальне.
Он подхватил маленький серебряный поднос и последовал за ней. Она уже разделась, когда он вошел. Кровать была, разумеется, разобрана. Он поставил поднос на тумбочку и начал раздеваться, а она следила за его движениями из постели, откинувшись на подушки и скрестив руки на небольших нежных грудках.
— Ты здорово раздеваешься, — сказала она. — Меня всегда удивляло, почему это нет мужчин-стриптизеров.
— Возможно, если бы женщины были похожи на тебя, они и существовали бы.
— Похожи на меня? Но ты же меня еще плохо знаешь. Иди! Скорей!
Он снял ботинки, носки, трусы. Потом скользнул под одеяло и лег рядом с ней. Они страстно целовались, обнимались, возбужденные и удивленные тем, что они вместе и могут дотрагиваться до тел друг друга. Мередит еще раз поцеловал ее и попытался возлечь на нее, но она его оттолкнула.
— Нет, нет. Еще рано. Не торопись.
— Я тороплюсь? Мне показалось, что это ты куда-то торопишься.
