В этот раз в следующем году (ЛП) - Кент Элисон
Сдаваясь, она зарылась в изгиб его шеи. Ее киска напряглось, давление возрастало, требуя и нуждаясь в большем. Он шептал ей на ушко слова, которые она не могла разобрать, но в этом и не было никакой необходимости. Сексуальные слова, сексуальные звуки.
Умоляющие, отчаянные, требующие, страстные.
Она расслабилась, из ее горла вырвался пронзительный вскрик. Она могла дышать, и он последовал за ней, рыча и вздрагивая, казалось, целую вечность. Как они взорвались вместе, так они и утихли вдвоем, спускаясь на землю, словно другие люди, и зная, что между ними больше ничего не будет прежним.
Глава 9
После энергии, потраченной за последние два часа, Диллон был удивлен тому, что все еще бодрствовал.
Как и тому, что Бренна тоже не спала. Скоро рассвет, если его внутренние часы не подводили, а значит, и буря, что привела ее в его жизнь, скоро утихомирится. А это означало, что она уедет, и если он заснет, то пропустит оставшееся у них время.
И снова он не доверял своим чувствам. Они были полностью обнажены, и натянуты, словно струна. Это она, Бренна, сделала с ним такое. Забрала все, что у него было.
Требовала большего. Он не мог припомнить, когда в последний раз… Нет, не было никакого последнего раза. Он не встречал такой женщины, как Бренна Китинг.
— Знаешь, будет хорошо, если ты поспишь. — Сказал он Бренне, которая лежала у него под боком.
Она пододвинулась ближе и положила голову ему на плечо и прижалась к нему грудью.
— Я не хочу спать. Боюсь пропустить что-то интересное.
Вот оно что…
— Думаю шоу на сегодня окончено.
— Это, наверное, хорошо. — Ответила она, зевая и играя с волосами на его груди. — Думаю, несколько дней не смогу ходить прямо.
— Значит моя работа на сегодня выполнена.
Она ущипнула его за сосок, и он вскрикнул.
— Только потому, что я так хочу.
— Командирша.
— Я предпочитаю называть себя ответственной женщиной.
Они переплели пальцы рук.
— Что-то мне подсказывает, что ты чертовски в этом хороша.
— Не всегда, но я не могу не пытаться.
— Я приму это к сведению.
— Хорошо, потому что я хочу кое о чем тебя спросить.
И в этот момент все изменилось. Он повернулся к ней спиной.
— Спокойной ночи.
— Не-а. Даже не думай об этом. — Сказала она, хватая его за плечо и пытаясь перевернуть на спину. Чтобы удержать его, она закинула на него ногу и обвила рукой грудь.
Не то чтобы он не мог пошевелиться, если бы захотел, но она достигла желаемого.
— Тебе лучше быстрее задать свой вопрос. Я засыпаю.
Она помотала головой, ее волосы щекотали его руку.
— Не прикидывайся, что ты похож на мужчину, который сразу после секса чувствует усталость.
— А как насчет того, что сейчас три утра?
— Твои глаза открыты?
— Я могу разговаривать с закрытыми.
— Открой, — приказала она, приподнявшись на локте, чтобы удостовериться, что он послушал ее.
Он искоса взглянул на Бренну.
— Довольна?
Да. Вдобавок она была взволнована, ее ладони вспотели, когда сжала руки в кулаки, поэтому сразу ринулась в расспросы.
— Что означают даты на лопастях вентилятора?
Вены на его висках стали отчетливо видны от напряжения, зрачки расширились. Его сердце стало неистово колотиться.
— Я предпочту не отвечать.
Она проигнорировала надлом в его голосе и продолжила.
— Поэтому я и спрашиваю. Поэтому и хочу знать.
Он перевел взгляд с Бренны на вентилятор, который висел словно Дамоклов меч1. Прежде чем он ответил, прошло много времени, и она уже не была уверена, что он вообще отважится. Затем почувствовала, как он напрягся. Под ее рукой его сердце бешено стучало, и грудь вздымалась и опадала от учащенного дыхания, когда ее вопрос достиг слабой точки.
Она задела за живое. Сильно. Больше, чем ожидала, хотя точно была уверена, что даты были не случайны. Она точно знала, что узнает это, и надавила последний раз.
— Они как-то связаны с твоей службой в армии?
Его мышцы продолжали сокращаться, пульс громыхал, но дыхание стало размеренным, пока он смотрел на вентилятор.
— Тридцать первое мая, две тысячи шестой. Военный джип рядового Форда Вебера подорвался на мине. Ему нужно было больше времени, и он нуждался в оборудовании, которого у меня не было. Я обеспечил его комфортный перелет в Ландштуль1, затем оставил его на носилках, пока занимался парнем, который был за рулем.
— Он выжил? — тихо спросила она, не уверенная в том, насколько сильно нужно выпытывать, чтобы узнать то, что ее интересовало — те ужасы, которые Диллон так долго хранил в себе. То, что она знала точно, он никогда никому не рассказывал, доверив эти события дереву, увековечивая их в памяти вместо того, чтобы произносить вслух.
— Водитель — да. — Он начал играть с прядями ее волос рукой, на которой покоилась ее голова. — Я чувствовал, как Вебер умирает, пока вытаскивал шрапнель из груди парня.
— Мне так жаль. — Это прозвучало жалко, но разве есть слова, которых будет достаточно? Она не имела понятия, что он видел и через что прошел.
— Двадцать седьмое февраля, две тысячи пятый. Террорист-смертник захватил рынок, когда мимо проходил патрульный. В тот день я потерял специалиста Лэна Уотерса. Потратил часы, пытаясь привести его в стабильное состояние. У меня было шесть других пациентов, шансы которых выкарабкаться были намного выше, пришлось оставить его, чтобы осмотреть их.
Во второй раз он произнес слово «потерял» или «оставил». Бренна нахмурилась. Он так же говорил о том, как оставил своего отца, о том, как оставил бабулю. Печаль в ней нарастала, горячила кровь, бурля внутри.
Он винил себя за то, что эти люди умерли, или условия, которые он не смог контролировать?
Была ли резьба по дереву попыткой увековечить или запомнить их, или его способ пережить потери?
Она сомневалась, что он сделал это, чтобы не забыть. Он никогда не сможет забыть.
— Это помогает? Даты как напоминание?
Он прыснул грубым смехом.
— Я не вижу дат. Я вижу лица.
— То есть, помогает ли тебе справиться то, что ты изливаешь… не знаю, как это назвать. Энергию? Злость? Печаль? Выплескиваешь все это в искусство?
Он замолчал, отстранился от нее, сел на край кровати и включил лампу. Была середина ночи, луна была яркой, небо — чистым, а снег поблескивал на земле.
Она осмотрела его силуэт — голова была низко опущена, а подбородок лежал на груди.
Плечи напряглись, когда он уперся руками в бедра. Ему было больно, и ее познания в общедоступной психологии не помогали снять напряжение, которое он пытался
похоронить, высекая даты смертей людей, которых опекал. И в то же время она не испытывала чувства вины за то, что спросила. Он говорил о своем опыте, и она была уверена, что он не так часто это делал, и делал ли вообще.
— Второе января, две тысячи третий. Капрал Бойд Мэсси получил ранение от РПГ. Медики сделали все, что смогли. Я снял его с вертолета, и сразу понял, что он не жилец. Детонирующее устройство не сработало при ударе. Оно застряло в его груди, — он сглотнул, вздрагивая. — Он был живой бомбой.
— Боже мой. — Казалось, комната растворилась. Был лишь Диллон, операционная палатка и испепеляющий жар пустыни. Она не была там, но могла ощутить, как боль нахлынула на него с новой силой, словно он вернулся туда.
— Он был в сознании, когда прибыл к нам и знал, что происходит. Я бы ни за что не ушел и не оставил его одного.
— Что ты сделал? — прошептала она.
Он сглотнул и прочистил горло. Поежился.
— Один парень из экипажа вертолета был сапером. Поэтому мы и медики, остались в операционной вопреки протоколу. Спустя несколько ужасных часов мы извлекли бомбу. Но затем потеряли Мэсси на столе.
Слезы скользили по ее щекам и капали на грудь.
— Вы рисковали собственными жизнями.
— Это часть работы.
— А нарушать правила?
Он наклонился и закрыл лицо руками.