В этот раз в следующем году (ЛП) - Кент Элисон
Работа по дереву заполняла эту пустоту, но он не хотел, чтобы Бренна спрашивала об этом. Он удивился, когда она промолчала.
Работа по дереву была слишком тесно связана с годами, проведенными на войне, чтобы объяснять, откуда в нем это появилось. И как бы сильно он не хотел затащить ее в постель, ни за что не платит за удовольствие тем, что обнажит перед ней душу.
Никто не подбирался так близко. Никогда.
Положив печенье горкой на тарелку, он отнес его вместе с двумя чашками кофе в гостиную. Вместо того чтобы расположиться в уголке дивана, Бренна сидела по-турецки на полу между кофейным столиком и камином.
Погруженная в мысли, она не заметила, как он поставил рядом напитки и еду, и повернулась лишь тогда, когда он присоединился к ней на связанном вручную ковре, который он принял в качестве благодарности от пациента.
— Душу продал бы, чтобы знать, о чем ты думаешь, но это было бы сродни нищенской зарплате…
Она улыбнулась.
— Ты забавный. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
— Твоя бабушка.
— В это я готова поверить. Я не знаю никого с лучшим чувством юмора, чем у бабули. — Она взяла протянутую им чашку кофе. — Я пыталась ранее ей позвонить. Линия все еще оборвана, и здесь нет никакого намека на мобильную связь.
— И многих это устраивает.
Краем глаза она посмотрела на него и отпила кофе.
— И ты не скучаешь по цивилизации?
— У меня есть связь. — Он указал на потолок. — Я доктор. У меня есть спутник.
— Спутниковый телефон? Или только интернет и телевидение? Кажется, это все равно не работает.
Он наблюдал, как разрасталась ее надежда. И ему было противно, разрушить ее.
— Нет телефона. Прости.
Закрыв глаза, она прислонилась спиной к кофейному столику.
— И что говорит тебе спутник об урагане?
За дверью ветер завывал, царапал окна, раздувал пламя в камине. Ни одному из них не требовалась спутниковая связь, чтобы понять, ближайшее время они никуда не выберутся.
— Я отвезу тебя к Доноте на Рождество, Бренна. Я обещаю.
Она повернула голову, и посмотрела ему в глаза, и его взгляд стал отстраненным. Он хотел ее. Она хотела его. Что если время было совсем не подходящим, но у них был только этот момент? Времени было больше, чем то, что ему было дно с мужчиной, которого он потерял.
Наклонившись вперед, он поставил кружку на камин, взял ее кружку и проделал то же самое с ней. Затем навис над ней, заставляя лечь на пол и вытянуться под ним. Ковер был мягким, хотя и не был достаточно толстым, чтобы сгладить жесткость пола.
И когда он накрыл ее, что он сделал очень нежно, перенеся вес на мускулистые руки, его локти оказались по обеим сторонам от нее.
Глава 8
— Ты хочешь этого? — спросил он, глядя ей в глаза. — Ты хочешь меня?
— И то, и другое, — ответила она, ее голос был едва громче шепота, ее тело дрожало, глаза светились и пронзительно смотрели. — Но…
— Шшш. Я знаю, что ты уезжаешь. Я знаю, что нам нельзя увлекаться. — Он также знал, но не сказал ей, что не может быть парой ни с одной женщиной на свете. — Но мы здесь, и у нас есть этот миг, и иногда это все, что у нас есть.
Она освободила руку, зажатую между ними, и прикоснулась к его щеке.
— Я могла бы влюбиться в тебя в мгновение ока. И это, кажется, слишком опасным, чтобы ставить на кон.
Даже если и так… Он закрыл глаза, снова открыл их и пронзительно посмотрел на нее.
— Это все что я могу пообещать. — Затем он увидел, как она сглотнула.
— Я не хочу, чтобы ты разбил мне сердце.
Он не мог пообещать ей этого, только если не уедет. И даже тогда будет слишком поздно. Для него уже было поздно. Что бы ни произошло в это Рождество, он запомнит ее на всю оставшуюся жизнь.
— Как скажешь, милая. Только знай…
И внезапно он не смог произнести это. Не смог сказать, что годами не смеялся, что его хижина никогда не была домом, лишь местом, где можно было повесить пальто и шляпу.
Что последние две ночи ему снились сны о ней — не о крови и песке, не о безумной, бесполезной потере, а о ней.
Он пытался заглушить воспоминания, которые не относились к этому моменту, и понял, что служба была частью того мужчины, которого желала Бренна, как и его детство, годы в скорой помощи, жизни в горах.
Прежде чем он смог подобрать достаточно благоразумные слова, она переместила руку с его щеки на затылок и притянула ближе к себе, припав к его губам.
Этот поцелуй не был похож на остальные. Этот был простой, милый. Чистый. Поцелуй заботы, а не страсти, хотя он и не мог игнорировать возбуждение, которое разгоралось в нем от ее прикосновений, аромата, такого же знакомого, как и его собственное имя.
Ее рука переместилась к его шее, она скользнула языком вдоль его сомкнутых губ, раздвинула ноги, чтобы он уютно разместился между ее бедер. Он так хотел этого, он нуждался в этом; прикосновения были настолько интимно нежными, что он думал, что может сломаться.
И затем ее поцелуй стал жарче, а язык — более настойчивым. Она руками гладила мышцы его спины, по обе стороны от позвоночника. Его эрекция усилилась, и он прижался к ней, проигрывая битву, медленно вступая в игру.
Он запустил пальцы в ее волосы, впился в губы, глубже проникая языком в ее рот и начал покачивать бедрами. Она отвечала на его движения, а ее руки скользили по его спине, затем она обхватила его ногами, чтобы прижаться сильнее.
Бренна настолько все облегчила, но он не был готов все так быстро закончить. У них была впереди вся ночь. Он хотел всю ночь. Диллон хотел ее в своей постели, обнаженную, неистовую. Он хотел зарыться с нею в подушки и одеяла и находиться там, пока не иссякнут силы.
От этих мыслей он застонал, как и от прикосновений рук Бренны к его спине, когда она пыталась вытянуть рубашку из-под ремня, чтобы ощутить его кожу. Камин потрескивал от порывов ветра; он перекатился на бок и потянулся к низу ее свитера.
Он снимал его медленно и наблюдал, как огонь бликами играл на ее коже. Она была теплой и мягкой, прекрасной, идеальной, и он смотрел ей в глаза, целуя живот, и продвигаясь выше, пока губы не добрались до груди.
Она резко вдохнула, и выдохнула со стоном, затем она отстранилась, чтобы сесть. Не отрывая от него глаз, она стянула свитер через голову и расстегнула лифчик. Бретельки соскользнули с плеч, но остановились. Одним пальцем он помог ей освободить грудь.
Она была великолепна, грудь цвета персиков, озаренных огнем, соски были темнее, а губы влажными, где она скользнула по ним языком. Он потянулся к ней, и она подалась вперед, опускаясь к нему на колени, обвивая руками его шею и приглашая его.
Он принял приглашение и наклонился, чтобы припасть к груди ртом. Она всхлипнула, когда он взял сосок в рот, и начала стонать, когда он кружил языком по ее тугому холмику, и ахнула, когда впился зубами.
Затем она выпрямилась, ее пальцы оказались на пуговицах рубашки и начали их расстегивать, а затем стянула рубашку с его плеч. Он притянул ее ближе, удерживая одной рукой за спину, а второй зарылся в волосы, и целовал, пока не потерял контроль над членом.
— Как думаешь, мы можем переместиться в спальню? — спросил он, шепча ей в губы.
— Мне нравится огонь, — ответила она, прикусывая мочку его уха. — Хотя, да. Кровать будет идеальной. Впрочем… — добавила она хриплым голосом. — Все, что мне нужно — это ты.
На мгновение он застыл от ее слов. Скольких же он оставил неудовлетворенными? Затем он вспомнил, где находился, с кем был, и закрыл дверь в прошлое.
— Я весь твой, — ответил он и поднялся на ноги, не выпуская ее из своих рук, ее ноги все еще были обвиты вокруг его талии, а руки — вокруг шеи и он понес ее в кровать.
Как только они рухнули на матрас, Бренна откатилась и включила прикроватную лампу. Его ноги свисали с кровати, Диллон оперся на локти и нахмурился, но не успел произнести и слова, как она прижала его к матрасу.
— Я хочу тебя видеть, — сказала она, стягивая свои ботинки и джинсы и не давая времени возразить. — Я не хочу быть в темноте, не сегодня.
