В этот раз в следующем году (ЛП) - Кент Элисон
— Ты же живешь в квартире? Во всяком случае, так говорила Донота.
Странно было слышать, что бабушку называли по имени, и она снова задумалась, какие же между ними были отношения.
— Да. Недалеко от госпиталя. Сейчас там беспорядок, коробки повсюду, а я даже и половину не упаковала.
— Я избавился от большинства своих вещей, когда поступил на службу. Все, что хотел сохранить, разместил в сарае у отца.
— Что ты сохранил? — спросила она, переворачивая тарелку для пиццы, чтобы еще ближе пододвинуть печенье.
Он рассмеялся.
— Уж точно ни одного противня для выпечки или решетки.
От этого она усмехнулась, но это не было ответом на вопрос. Поэтому, так или иначе, она задумалась, почему в прошлой жизни у него были противни для выпечки. Не твое дело, Бренна. Не спрашивай.
— Им легко найти замену.
— У тебя отлично выходит. Печенье. Елка. — Он набрал еще глазури.
Бренна снова перевернула тарелку, задев его бедром, но не отодвинулась.
— В основном, я ас во всем, что касается Рождества. Я люблю все это. Банальные песни, нанизывать попкорн для елки. Поедать столько, что, кажется, умрешь. Делать простые гирлянды собственными руками.
— Ты сама их делаешь?
— Мы с бабулей так делаем. Некоторые покупают готовые гирлянды, пластиковые. Но искалывать пальцы и Бинг Кросби1 — это наша тема.
— Что за Рождество без традиций?
Она снова подумала о датах, высеченных на лампе и вентиляторе.
— У тебя есть какие-нибудь?
— Встречать его в одиночку считается?
— Не может быть? — мысль о том, что он так и делает, разбила ей сердце.
— Я провел десятки праздников в палатках, поедая индейку и ветчину, с тысячей других парней, одетых так же, как и я.
— А теперь?
— Я получаю много приглашений, — ответил он, и она заметила улыбку в его голосе.
— Ах, да, самый завидный холостяк в горах.
О котором ее бабушка никогда не упоминала. Как только она с бабушкой окажутся наедине, Бренна доберется до тайны Диллона Крейга.
— Как ты решаешь, которое принять?
Он пожал плечами, и слизнул с костяшек капельку глазури. — Я принимаю их все.
— Серьезно?
— Я совершаю обход в Рождество, как и в любой другой день. Я лишь задерживаюсь немного дольше на обед или ужин, или кофе с пирогом, зависит от времени моего прихода.
— Думаю для Странника это долгий и холодный день.
— В награду он получает овес и теплый амбар.
— Спорим, ты приносишь домой кучу подарков.
— У меня достаточно шарфов, чтобы сделать армию мумий. Реб Кертис установил мне камин. Дьюи Мосс сделал седло для Странника. И ты видела мою морозилку.
Она должна была спросить…
— Кто-нибудь повесил для тебя омелу?
— Меня пару раз подлавливали.
— Я так и знала, — сказала она и толкнула его бедром.
Он толкнул в ответ.
— А как насчет тебя?
Она вспомнила прошлогоднюю вечеринку отделения. Ужасное караоке. Толстые губы Роба Меррилла. Она вздрогнула, моля о создании мозгового отбеливателя, чтобы очистить память.
— Так и думал.
— Не-а. Просто вспомнила о плохом исполнении колядных песен.
— Как скажешь.
— Правда. К тому же, мы оба знаем, что мне не нужна омела.
И вот снова. Поцелуй и ее неумение держать язык за зубами.
Одна большая дружная семья. Или одна огромная кучка говна. В любом случае, она уже в нее вступила.
— Тебе должно быть чертовски стыдно, если дела обстоят иначе.
Да он искушал ее. Тон его голоса был такой мягкий, такой соблазнительный. Или она всего лишь нафантазировала то, что хотела услышать? Она поставила противень с глазированными печеньями на стол, и замешкалась.
— На счет этого…
— Если ты думаешь извиниться, то не стоит. Я был там, и тебе не за что извиняться.
От этого ей не стало легче.
— Я не хочу, чтобы между нами было что-то недосказанное.
— А разве что-то есть?
Избегая ответа, она взяла две прихватки и открыла духовку, чтобы достать запеканку.
— Нам предстоит провести еще пару дней наедине. Думаю, обстановка будет менее напряженной, если мы оба забудем о поцелуе.
Он подождал, пока она поставила блюдо на плиту. Затем взял за плечи и развернул к себе лицом.
— Я вообще не собираюсь забывать этот поцелуй. И ни на секунду не поверю, что именно этого ты хочешь.
Если вкратце, в чем была ее проблема? Знать, что она хотела?
— Мы не можем завести романтические отношения, а поцелуи ведут именно к этому
— Слишком поздно, — ответил он и припал к ее губам, чтобы доказать свою правоту.
Они уже были связаны. И деваться было некуда. Сладостное прикосновение его губ, ласковые прикосновения его ладоней к ее лицу, как и ее учащенное сердцебиение, показывали, что это было правдой.
Она потянулась к нему, смяв в руках ткань его рубашки и ощущая каждый его вдох и выдох, а его сердце стучало в унисон с ее собственным.
Он был красивым мужчиной, но у этого мужчины были свои шрамы. Он был тайной ее бабушки, которую она скрывала от нее, и Бренна хотела знать причину. Всего один его поцелуй поведал ей о многом, и так или иначе она влюбилась в него, в его храбрость, в его щедрость, в жар его кожи, в его силу.
Почему сейчас? Этот вопрос повис между ними, но она прогнала его прочь. Единственное, что имело сейчас значение, это как его пальцы прикасались к ее уху, и как прижималась рука к ее пояснице.
Он был голоден: его рот, его тело. Он хотел ее.
И она хотела его. Как она могла не хотеть? Она скользнула языком по его языку, словно заигрывая. Распаляя, дразня. Чтобы он представил, будто у них были недели, месяцы, а не несколько дней.
Она застонала от этой мысли, и скользнула руками по его плечам. От него исходил аромат свежего воздуха, сосны, холодной земли и зимы, и она ощутила вкус глазурь, которую он слизнул со своей руки.
Это было слишком, все эти противоречивые эмоции. Желать то, что она не могла получить. Ей хотелось, чтобы он появился в ее жизни до того, как ее жизнь перевернулась верх дном. Она задумалась, будет ли тяжело выделить для него место в своей жизни, чего бы ей это стоило?
Прервав поцелуй, она уперлась лбом в его грудь и вздрогнула.
— Нам правда стоит это все остановить.
— А я в этом решении с тобой не согласен.
Она хотела усмехнуться, но поняла, что ее глаза крепко закрыты.
— Тогда нам стоит прекратить на время, пока я готовлю, иначе я умру от голода.
— Это означает, что мы продолжим, если ты больше не будешь рабыней у горячей плиты?
Она отстранилась и загадочно посмотрела на него, в его глаза такие добрые, такие унылые и искрящиеся от возбуждения.
— Ты только что назвал меня рабыней?
Его смех эхом отразился от стен кухни и ее руки и ноги задрожали от силы его вибрации.
— Думаю тебя никак не переубедить в том, что это комплимент?
— Не в этой жизни. — Ответила она, разворачиваясь к плите, чтобы разложить по тарелкам запеканку, и снова спрашивая себя, почему сейчас?
После ужина Диллон отправил Бренну в гостиную, а сам прибрал на кухне. Он пошутил с рабыней, но понял, что она сделала уйму того, что он бы не просил гостя делать, и это ему в некоторой степени понравилось. Понравилось то, что она взяла на себя бразды правления и позаботилась о нем. Глупо, учитывая то, что его работа определяется как забота о других.
И да. Все эти запеканки не были оплатой или бартером. Это было свидетельством того, что на горе было несколько женщин, которые четко дали понять, что они готовы и охотно будут заботиться о нем и кормить его.
Ни в одной из них он не был заинтересован. И он все еще не понимал, чем Бренна отличалась от них, но однозначно, она его интересовала.
Может из-за непосредственной близости. Условия, в которых они оказались в последние несколько дней, не позволяли сделать большего, чем несколько ограниченных кругов, и он признавал это. Он плохо себя чувствовал, когда ему нечем было заняться.
