Девственница для Альфы
— Маркус!
Ко мне возвращается мое истерично эхо.
— Не отвечает? — на балкон выходят вальяжный Цезар, и меня захлестывает ярость.
— Маркус! Сволочь мохнатая!
— Если сейчас не ответит, — Цезар затягивает пояс халата и приваливается к мраморным перилам балкона, с издевкой посматривая на меня, — то я даже не знаю… Сердца у него нет.
— Бери меня! — в отчаянии рявкаю в его лицо. — Надоел!
— Так не пойдет, — Цезар скучающе смотрит на ногти. — Я же тебе сказал. На колени и, — переводит на меня холодный взгляд, — поработай ротиком.
— Нет.
— Почему?
Опешив от простого вопроса, я возмущенно моргаю.
— Потому что я не хочу, — сжимаю кулаки.
— А должна хотеть, — Цезар непринужденно пожимает плечами и ухмыляется.
Полы его халата натянуты его членом. да ни за что в жизнь я не стану целовать и лизать чьи-то гениталии. Это грязно и противно.
— Я чистый, — невозмутимо отвечает Цезар. — И вкусно пахну.
— Чем?
Я задаю вопрос прежде, чем его обдумать. Я не контролирую себя рядом с Цезаром, чьи глаза прожигают меня насквозь. Я незамедлительно краснею.
— Понюхай.
Невероятно нелепый и провокационный разговор на балконе посреди леса. А еще я голая. И об этом я вспоминаю только сейчас, когда Цезар опускает заинтересованный взгляд на мою грудь:
— У тебя соски встали.
— Холодно.
— Вовсе нет, — качает головой Цезар. — Холодно станет через неделю, а сейчас тепло.
Может, опуститься перед ним на колени, распахнуть полы халаты и встретиться лицом к лицу с тем, что так требовательно рвется на свободу сквозь ткань…
— Милостивая Луна, он тебя не сожрет, Соня. Он даже не кусается, — Цезар сжимает переносицу.
Замираю, потому что чувствую пристальный взгляд из лесных теней.
— Смотрит, — шепчу я.
— Уже минуты две, — недовольно отвечает Цезар.
— Твой брат-волк извращенец? — озноб бежит между лопаток к пояснице.
— Интересное предположение…
Две минуты наблюдает и эти две минуты я и Цезар потратили на сомнительный разговор и приказ поработать ртом. Маркус, что, ждет, когда я подчинюсь желанию мерзавца в халате? И не торопится он меня спасать. Нет, этот мохнатый гад притаился в кустах и выжидает.
— Пошел ты! — рявкаю на лес, опершись руками о перила. — Трус! Извращуга с хвостом! Вуайерист блохастый! Сидит и смотрит! Совести никакой!
— Какая ты с ним нежная, — хмыкает Цезар. — Это не сработает, Соня. Зверя можно обмануть только лаской и игривым обещанием Маркусу.
— Каким?!
— Что ты ему дашь, — Цезар потягивается и ловко уворачивается, когда я на него налетаю в желании столкнуть вниз. — Соня, не обманывайся моим хорошим настроением. Ты пока очень далека от послушной девочки.
— Я не буду послушной.
— Будешь, — оглядывается на лес и повышает голос, — и послушная девочка и тебя вытащит из леса, братец. Я пытался с тобой по-хорошему! Я тебе тоже даю время до вечера! Либо свали из моего леса! Что ты тут кружишь и нервы мотаешь?
Зло передергивает плечами и покидает балкон, а я за ним на цыпочках:
— Почему вы поссорились?
Похоже, Цезар совершенно сейчас меня не сдерживает, раз у меня паника сменяется страхом, а затем перескакивает в любопытство. У меня мозг отказывается воспринимать реальность, и уцелевшие после похищения извилины, полыхают огнем и выдают яркие и противоречивые эмоциональные ответы на стресс.
— Я отымел его невесту, — безразлично отвечает Цезар, шагая к двери. — Прямо перед свадьбой.
— Что? — я останавливаюсь посреди комнаты. — Как ты… Как ты мог?
— А он сорвался, — оборачивается через плечо, — получил по харе и его переклинило. Из-за какой-то шлюхи. Теперь вот бегает тут.
— Ты чудовище… — сипло шепчу я. — Он же твой брат… — хмурюсь и приподнимаю брови. — Подожди-ка… Он же волк…
Цезар медленно и раздраженно моргает.
— Ты что… У тебя было соитие с волчицей? Так, что ли?
— Да твою ж мать, — Цезар рычит и выходит из спальни, громко хлопнув дверью.
Мне не хватает какого-то очень важного кусочка, чтобы пазл сложился в единую картину. И я этот кусочек уже держала в руках, и он меня напугал. Я копаюсь в обрывках прошлой ночи, и меня начинает потряхивать в страхе и желании завопить.
— Соня! — Цезар заглядывает в спальню и скалит зубы.
— Я ничего не понимаю…
— Потом поймешь, — его глаза вспыхивают раздражением. — Иди и приведи себя в порядок. У тебя десять минут.
— До чего десять минут?
— До завтрака.
— А если опоздаю на одну минуту?
Опять хлопает дверью и рычит за ней. Глухо, возбужденно и со злобой. Кажется, я его подбешиваю.
— Не кажется! — вибрируют стены утробным рыком.