В чужом отражении (СИ) - Лошкарева Виктория Витальевна
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
В чужом отражении (СИ) - Лошкарева Виктория Витальевна краткое содержание
— Я. Люблю. Тебя. – Проскрипел он, буравя меня тяжелым взглядом.
– Я не могу без тебя.
Я застыла, надеясь, что он догадается выпустить меня из своего захвата.
Но Соболев просто стоял. И молча прожигал взглядом моё лицо, пытаясь безуспешно отыскать там что-то.
. — Уйди, — проскрипела я сквозь зубы. – Уйди сейчас же.
— Яна…
— Я видеть тебя не могу, — заорала я, позорно сорвавшись на крик.
– Я не могу даже стоять с тобой рядом. Воспользовавшись тем, что Соболев на мгновение растерялся, я открыла дверь и юркнула в квартиру, быстро закрыв за собой дверь.
В чужом отражении (СИ) читать онлайн бесплатно
В чужом отражении
Пролог
Моя сестрёнка всегда знала, как поднять мне настроение с утра пораньше. Вот и сегодня …постаралась.А то как же я без её помощи.
Скривившись, я выключила видео, которое она мне прислала, и проверила время.
Четыре утра. Прям как по заказу. И самое что обидное, Аня наверняка даже не подгадывала – просто так получилось: в четыре утра, без объявления войны…
Горько усмехнувшись, я вдруг поймала себя на мысли, что с удовольствием бы сейчас швырнула дорогой аппарат о стенку – чтобы присланное видео навсегда исчезло.
«Если бы все проблемы решались так легко…»
— Нехорошо, Яна Владимировна, — укорила я саму себя. – Ой, нехорошо…
Я аккуратно положила телефон на тумбочку и легла обратно под одеяло, заставляя себя заснуть.
Четыре утра.
Мне через два часа вставать.
Глава 1
Будильник прозвенел в шесть тридцать, разбудив меня второй раз.
За окнами хмурое серое утро, затяжной дождь и депрессия, просачивающаяся через открытую форточку.
Депрессия – в дверь, а мы в окно… то есть наоборот, в дверь. Бегом. Бег отличное средство от всех бед. И от лишнего веса убережёт, и голову прочистит...
Сделав привычный круг возле дома, я решила, что погода позволяет большего – и побежала в лесопарк, ломая «утреннюю малину» моим соглядам: они, может, и дальше «пасли» бы меня на своей машинке, да только в парк на их внедорожнике въехать было нельзя…
Я была уже за поворотом, когда услышала хлопки дверей и отборный мужской мат.
Ага, побегайте за мной во время дождика.
Парк был достаточно большой, но безлюдный – потому что пользовался плохой славой. Настолько плохой, что даже собачники предпочитали гулять лишь по краешку, не забредая внутрь. Но мне с доблестной охранной бояться было некого… Хоть здесь какая-то польза.
Дождь закончился где-то через полчаса. К этому времени и волосы, и футболка успели промокнуть насквозь, а белые кроссовки хоть и оставались сухими внутри, снаружи утратили свою привлекательную белизну.
«А ещё волосы придется сушить», — грустно подумала я. – «Значит, придется пожертвовать завтракам – или опоздать на работу»
Прикинув, сколько времени мне понадобится, чтобы привести себя в порядок, я свернула к дому – мои соглядаи свернули за мной.
Парни, как выяснилось, если свой хлеб с маслом если не просто так: в конце парковой дорожки, выходящей на пустую дорогу, стоял припаркованный автомобиль.
Очень дорогой автомобиль – не только для этого района, но и для всего города. Мне бы развернуться и побежать обратно, но времени делать такой большой крюк по парку у меня не было, пришлось двигаться навстречу своему несчастью.
Стекло на пассажирском сидении медленно опустилось, и я увидела Соболева. Строгое выражение лица, по стать дорогущему деловому костюму. Суженные глаза.
Чем я его могла разозлить-то?
Я запоздало поняла, что он мог узнать про видео, которое мне прислала ночью сестра… Надо было срочно разворачиваться назад, но он, будто почувствовав моё настроение, резко рявкнул:
— Яна, сюда быстро!
К ноге, собачка! Сидеть. Лежать. Голос.
Я ненавидела его за это – за то, что у меня не было никакого другого выбора, кроме как его послушаться.
Я медленно поплелась к машине, надеясь немного отсрочить наше общение. К несчастью, у Соболева отчего-то сдали нервы, и тот сам выперся из машины.
— Что, нормального белья не нашлось, — рявкнул он, больно схватив меня за руку. Не успела я опомниться, как мне на плечи опустился его пиджак.
Пиджак пах дорогой туалетной водой, а сам Соболев казался слишком… свежим для человека, который всего пару часов назад кутил в клубе: свежевыбритый, с уложенным волосами – волос к волосу, а не тот хаос, который я когда-то наводила своими пальцами…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я горько усмехнулась, заметив разбитые костяшки на его пальцах. На видео они тоже были. Получается, видео всё же не совсем старое…
— Ты меня вообще слышишь? – рявкнул Дмитрий, больно схватив меня за подбородок и насильно разворачивая моё лицо к себе. – Яна!
— Что…
— Я запрещаю тебе появляться в таком виде, - рявкнул он мне прямо в лицо. Раздражённо. Зло. — Моя жена не будет выставлять себя напоказ.
— О чем ты говоришь? – спросила я, игнорируя весь его гневный спич про жену. Я даже на всякий случай себя оглядела: обыкновенные леггинсы для бега, обыкновенная футболка.
И только когда Соболев больно сжал мою правую грудь, до меня дошло. Промокшая майка липла к телу… простой, но удобный бюстгальтер без поролона, демонстрировал нормальную реакцию женской груди на холод.
— Об этом, - пролаял он. – Что ты себе позволяешь?
«Намного меньше, чем хотелось бы», — устало подумала я, произнеся вслух совсем другое:
– Дим, никто кроме тебя даже не обратил на это внимание.
Соболев долго изучал что -то на моём лице, затем недовольно фыркнул и высокомерно потянул:
— Садись, я отвезу тебя домой.
— Мне тут два шага пройти.
— Садись! – приказал он таким тоном, что я не рискнула дальше возражать.
Я неловко села в его огромный автомобиль и сжалась у двери, понимая, что у раздражённого Соболева полностью отсутствуют тормоза. А сейчас он был не просто раздражённым – он был зол.
Оказалось, что дело не только в намокшей футболке.
Проезжая по пустынной улице в сторону дома, где я жила, Соболев ядовито комментировал район: где, сколько человек было убито, изнасиловано, покалечено.
Как будто я сама не знала, в какой районе живу. Но это было единственное доступное для меня жилье: дочь моей начальницы уехала на ПМЖ в США, а квартира несколько лет стояла бесхозная: благополучные семьи предпочитали снимать в другом конце города.
Я жила можно сказать бесплатно – платила лишь за коммуналку и дважды в месяц работала по субботам, доделывая проекты за снохой начальницы.
Всех это соглашение устраивало, и лишь Соболев рвал и метал с первого дня моего переезда, как будто не понимая, что у меня просто не было выбора. Я не могла вернуться домой к маме и бабушке, не могла 24 часа в сутки изображать молодую жену, сбежавшую от мужа лишь из-за притирки характеров. И к сестре переехать я тоже не могла.
Слишком тяжело.
Соболев, закончив читать свои нотации, пристально посмотрел на меня.
— Прекращай дурить, Ян. Возвращайся.
Молча отведя взгляд в сторону (зверю нельзя смотреть в глаза, это вызывает агрессию), я покачала головой и будто невпопад заметила, что опаздываю на работу.
Соболев усмехнулся – я услышала, как он усмехнулся, и надменным голосом высокого начальника оповестил, что на следующей недели прием у губернатора области, и мы обязаны быть.
Я кивнула… не потому, что худой мир лучше войны, а просто потому, что побоялась возмущаться – и меня наконец-то отпустили.
Правда, всё время, пока я шла до подъезда, мою спину жёг тяжелый взгляд Соболева … И я вдруг совершенно отчетливо поняла, что мой поступок от воспринимает просто как безобидную блажь; как только у него кончится терпение – у меня сразу же кончится свобода.
Это злило.
Как я могла влюбиться в подобное чудовище? Как могла принять его за безобидного, нормального парня? Как Соболев мог так долго притворяться нормальным парнем, когда в нём и намека не было на нормальную человечность — будучи хладнокровным и расчетливым в бизнесе, он сохранял эти качества и за пределами деловой жизни. У него не было родных, не было близких друзей, которым можно излить душу – лишь хорошие приятели, соратники, компаньоны.
Соболев был не из тех, кому нужны откровенность, душевное тепло или какой-то коллектив. Он использовал людей ради своих целей и своих желаний – и выкидывал их на помойку за ненадобностью.