История зимы, что окрасила снег алым - Марина Лаврук
Служащие дома быстро смирились со смертью главы и уже через девять дней готовились к церемонии передачи власти. Все члены семейства Маруяма сейчас отдалились друг от друга. Каждый предпочитал переживать утрату наедине со своими мыслями. Всегда лучезарная Аи заметно поникла, розовые щеки утратили краску, у нее не было сил и желания общаться с кем-либо, поэтому Мира предпочла не навязываться. Иошихиро с абсолютно стеклянными глазами не спал уже несколько дней, вновь и вновь наводя порядок в кабинете, из которого прогонял любого вошедшего. Макото привычно забился в библиотеке, откуда доносились короткие всхлипы. Даже Акио, старательно делавший вид, что его ничего не тревожит, сейчас был сам на себя не похож, все чаще погружаясь в собственные мысли и теряя связь с реальностью.
Мира, наконец увидевшая возможность для Акио понять самого себя, решила не отвлекать его и предпочла избегать некоторое время, чтобы дать ему побыть в одиночестве. Она бесцельно бродила по непривычно тусклому дому – все знамена клана опустили, из-за чего белые стены выглядели неживыми. Мира проходила мимо главного зала, как вдруг наткнулась на удивительную картину: тетушка Луна в полубессознательном состоянии восседала на месте главы клана с бутылкой вина в руке, и тонкая струйка напитка стекала по ее шее. Мира прикрыла рот ладонью, сдерживая усмешку от неожиданности, и развернулась, собираясь уйти.
– П… постой, – пробубнила Луна, приоткрыв тяжелые веки.
– Простите, тетушка, я вас не расслышала…
– По… ик… Подойди.
Мира сжала щеки, чтобы язвительная улыбка не вылезла на лицо, но этот непривычный вид взлохмаченной и пьяной Луны застал ее врасплох. Она послушно подошла и заботливо вытерла краем рукава вино, стекавшее по подбородку Луны, осторожно забрала бутылку из цепкой хватки и поставила рядом.
– Спасибо. – Стараясь хоть немного поправить собственный вид, Луна неловко приподнялась, облизывая губы и прикусывая их, проверяя чувствительность.
– Не стоит. – Мира улыбнулась и, вероятно, впервые увидела, насколько же братья на самом деле походили на мать, стоило ее волосам немного растрепаться из всегда строгой прически, а глазам заблестеть.
Луна подняла бессмысленный взгляд и замерла, всматриваясь в лицо Миры.
– Ты очень похожа на свою мать. – Она поморщилась и прижала руку к пульсировавшему от боли виску.
– Вы это уже говорили. – Мира произнесла это с такой легкостью, что пьяному разуму Луны это показалось даже чем-то обидным.
– Неужели… ик… – Она замерла, подавляя приступ подступившей рвоты, и тяжело выдохнула. – Неужели тебе неинтересно послушать про нее?
– Зачем мне слушать про незнакомого человека?
– Пф… – Луна нервно фыркнула и отвернулась, от чего улыбка Миры стала еще шире. Сейчас в Луне ярко отражались черты старшего сына. – Она была куда красивее тебя.
– Не сомневаюсь. – Мира больше не могла сдерживаться и прыснула со смеху.
– А твой отец был…
– Жутким гулякой, это я знаю.
– Да нет же. – Луна грубо отмахнулась и закусила нижнюю губу, приводя себя в чувство. – Он был в нее влюблен.
Мира старалась оставаться невозмутимой, но ее улыбавшееся лицо все-таки дернулось. Мира знала отца, и представить, что он мог в кого-то искренне влюбиться, было невозможно. Видимо, в ее матери было что-то поистине особенное. Она быстро пришла в себя, помогла неуклюжей Луне встать и проводила ее до спальни. Луна практически повисла на плече Миры и неотрывно смотрела на нее, погружаясь в воспоминания.
Глава 29
Визит императорской семьи
653 год правления клана Ясуда
Отношения между супругами Маруяма значительно ухудшились после рождения детей. Первое время Мудзан старался вести себя с женой как прежде, но выглядело это так, словно он пытается помочь побитой собаке, которая не особо борется за жизнь. Он уставал от дел клана, а по возвращении его ждала жена, которую пробрал нервный тик. На все вопросы Луна отвечала четко и ровно, никакого кокетства или интереса, никакой ласки. Прикосновения к ней со временем Мудзану и вовсе стали противны, а еще и этот вечно напуганный взгляд когда-то прекрасных глаз.
В итоге общение между мужем и женой практически прекратилось, рядом с Мудзаном появлялись новые наложницы и все больше алкоголя. Его авторитет практически не пострадал после рождения близнецов – пара публичных наказаний продемонстрировала, что глава не собирается терпеть в отношении своей семьи громких высказываний, а о чем судачат люди по домам, его мало интересовало. Он повзрослел и больше не допустит ошибок прошлого.
В один из дней он, как обычно, сидел над стопкой бумаг, изучая письмо от императора. Уже три года глава империи с дипломатической миссией жил на дальних берегах и в письме сообщил о своем скором прибытии. Император был другом и практически братом Мудзану. Все великие кланы и императорская семья были близки между собой, они заключили мир и оберегали жизнь простых людей на своих землях, но клан Маруяма был самым приближенным к императору и имел ряд привилегий.
В письме говорилось не только о политических успехах, которых удалось достичь, но и о неземной любви императора. Ну и прочих мелочах, о которых так любил распространяться Адъян.
Характер правителя удивительно точно описывали слухи: солнечный, улыбчивый и яркий, словно июньское солнце. Таким он был всегда. Хоть они и не являлись братьями, но внешне Адъян и Мудзан были похожи, только в глазах императора читалась игривость и светились они цветом крепкого чая, разбавленного вином. Волосы император предпочитал убирать в высокий хвост, каких-либо украшений не носил и лишь на официальные приемы надевал скромную заколку с изображением лотоса. Воины и заклинатели славили его как непоколебимого повелителя, дамы же таяли от одного взгляда, но в этом и был его главный недостаток – любовь к женщинам. Адъян был настолько слаб к противоположному полу, что, если бы не чудеса местных целителей, каждый второй двор мог бы похвастаться императорским наследником. Стоило какой-нибудь симпатичной служанке улыбнуться, и император уже не мог забыть о ней всю оставшуюся жизнь. Но, как правило, память терял он достаточно быстро – после первой же ночи с дамой.
Именно поэтому Мудзан просто пролистал те четырнадцать листов письма из шестнадцати, где император описывал свои пылкие чувства к новой жене, которую он даже осмелился привезти собой с чужих земель. От чтения его оторвал пронзительный рев на улице. Подойдя к окну, он увидел уже привычную для него картину.
Два пухлых круглощеких
